Осень выдалась не редкость теплой. Несмотря на то, что на дворе стоял уже октябрь, в Копенгагене сейчас было теплее, чем порой в Петербурге в августе. Вот уже три года Россия жила за воздвигнутой стеной, в каком-то непонятном мире – мире хамов, не умевших себя вести, одеваться, тонко думать и чувствовать, но сумевших развалить великую Империю как карточный домик за каких-то несколько месяцев. Их Империю – Империю самодержцев Романовых, создававшуюся и совершенствовавшуюся в течение более чем трех столетий правления.
Это было пристанище, предоставленное без большого желания тетке датским королем Кристианом Х. Король никогда не скрывал, что проживание тетушки тяготит его. Однако идти наперекор традициям семьи и памяти отца – датского короля Фредерика VIII, старшего брата Марии Федоровны – Кристиан Х не мог.
Мария Федоровна жила в знакомом с детства дворце после величественного отъезда из поверженной России на британском фрегате «Мальборо». Трудно было в это поверить, но на фоне того хаоса, царившего в Крыму, императрица сумела гордо покинуть Ялту 11 апреля 1919 года.
«Мальборо» отбывал из порта с поднятым императорским штандартом, а проходивший мимо транспорт с остатками разбитого воинства провожал свою императрицу парадным строем и пением гимна «Боже, Царя храни». При всем величии духа, который Мария Федоровна сохранила, пытаясь задать тон поведения для окружающих домочадцев, ее настроение было ужасным. Кроме того, что полученные из России сведения были явно неутешительны, и здесь, в Копенгагене, приходилось наталкиваться на откровенное неприятие местной аристократии. Верные российскому императору офицеры привезли доказательства гибели любимого Ники и его семьи в Екатеринбурге. Белая армия была разгромлена практически по всей территории империи. Здесь же, в этом тихом, казавшемся таким провинциальным датском королевском дворце приходилось ежедневно испытывать на себе, мягко говоря, не очень теплое отношение хозяина. Вот и сейчас он прислал слугу, переминающегося с ноги на ногу и не знавшего, как начать свою речь.
Наконец, потоптавшись с минуту и не почувствовав никакой поддержки со стороны императрицы, лакей начал:
– Его Величество король Кристиан прислали меня… – слуга остановился, подбирая слова, у него явно не складывалось послание. Тем не менее, он набрался сил и на одном дыхании выпалил, – в прошлом месяце счет за электричество в Ваших покоях был настолько велик, что король Кристиан просит Вас выключить яркое освещение.
Воздуха лакею не хватило, он сделал паузу, вздохнул и продолжил:
– Его Величество направили меня к Вашему Императорскому Величеству, чтобы попросить Вас выключить основные люстры, ограничившись боковыми бра.
Вдовствующая императрица Мария Федоровна, не изменившись в лице, не поменяв позу, громко крикнула одного из собственных лакеев и, не отпуская посланца племянника, приказала:
– Зажгите свет в здании. Все лампочки – от подвала до чердака. Я не привыкла проводить вечера в потемках!
Лакей, моментально обративший внимание на невероятную бледность хозяйки – ей, очевидно, нелегко далась эта сцена – бросился выполнять приказание. Выждав минутную паузу, не поворачиваясь, Мария Федоровна обратилась к посланцу Кристиана Х, с трудом прятавшему улыбку:
– Передай племяннику, я не люблю проводить вечера в потемках.
Счастливый слуга, обрадовавшись возможности покинуть покои русской императрицы, которой он втайне симпатизировал, стремглав бросился из комнаты, а Мария Федоровна встала и не спеша направилась в спальню. Спать еще не хотелось, она достала из-под кровати большую шкатулку, открыла и принялась в который уже раз рассматривать ее содержимое. Мария Федоровна аккуратно выложила на стол. футляры с надписями «Фаберже», «Болин», «Хлебников». Прежде чем их открыть – и в этом была тоже дань традиции – императрица любовно погладила брошь, усыпанную огромными бриллиантами, пристегнутую к кофте. Эту брошь в день бракосочетания подарил самый любимый мужчина в жизни Марии Федоровны – император Александр III.
Мария Федоровна не кривила душой, когда в своих воспоминаниях называла Александра III своим самым любимым мужчиной. Судьба была не благосклонна к юной датской принцессе Дагмар, когда по велению родителей она в 1865 году приехала в Канны к своему нареченному жениху Цесаревичу Николаю. Тот в возрасте двадцати двух лет умирал от воспаления легких. Николай попросил всех, кроме его брата Александра и невесты Дагмар, покинуть спальню, взял руки Александра и Дагмар, положил их себе на грудь и соединил их, как тогда казалось, навеки. Через год Цесаревич Александр и принцесса Дагмар, принявшая в православии имя Мария Федоровна, обвенчались. С тех пор и до самого последнего издыхания супруга она была предана ему, императору Александру III, а теперь, через десятилетия, прошедшие после смерти, – его памяти.
В шкатулке, стоявшей перед Марией Федоровной, находилась вся та мощь и роскошь, которые остались у императрицы после бегства из России. Множество людей оказались бы осчастливлены на всю жизнь, попади в их руки лишь сотая доля того богатства, которое было разложено на столе перед Марией Федоровной. Но для императрицы все эти украшения являлись скорее символами различных этапов ее жизни, а не того несчитанного богатства, принадлежащего Романовым и навсегда оставшегося далеко за морем в мятежной России. Нет, не может быть, чтобы эти хамы продержались еще хотя бы два-три года. Люди, приезжавшие из России, на все лады расписывали хаос, воцарившийся практически на всей территории империи. Да и территория эта стала во много раз меньше страны, гордо именовавшейся Российской Империей. Нет теперь ни Финляндии, ни Польши, ни прибалтийских губерний, потеряны часть Украины и Белоруссии – всего того, что веками Романовы собирали под одной крышей.
Сложив обратно в шкатулку драгоценности, Мария Федоровна вернулась в зал. Там стоял слуга, включивший свет во всех комнатах, а рядом с ним находились немногочисленные придворные – остатки былой роскоши. Еще совсем недавно, до войны, двор вдовствующей императрицы, проживавшей в Аничковом дворце в Петербурге, составлял несколько сотен человек. Когда же Мария Федоровна направлялась в путешествия – в Биарриц на отдых или в Лондон с визитом, – ее сопровождали по двести человек помощников и прислуги. Даже в военные годы, живя в царском дворце в Киеве и занимаясь патронажем госпиталей и санитарных поездов, императрица сумела сохранить многочисленный двор, соответствующий ее статусу.
