Дженни Оффилл - Бюро слухов

Jenny Offill

Dept. of Speculation

This edition is published by arrangement with Union Literary and The Van Lear Agency LLC

Дизайн обложки и иллюстрации Ксении Волковой

Copyright © 2014 by Jenny Ofёll

© Юлия Змеева, пер. на русский язык, 2022

© Livebook Publishing, 2022

Зрение у антилопы в десять раз острее, чем у человека. Ты сказал это вскоре после нашей встречи. В безоблачную ночь антилопам видны кольца Сатурна.

Вскоре нам предстояло рассказать друг другу все, что мы знали. Но некоторые вещи уже тогда казались слишком незначительными и не стоящими упоминания. Так почему я думаю о них сейчас? Сейчас, когда мне так все надоело.

Воспоминания меньше песчинок. Эти крошечные частицы то сбиваются в рой, то разлетаются кто куда. Эдисон называл их «маленьким народцем». Считал отдельными сущностями. У него была теория происхождения воспоминаний: он считал, что они берутся из космоса.

Когда я впервые отправилась в путешествие одна, то в одном ресторане заказала стейк. Но когда его принесли, увидела, что это просто шмат сырого мяса, порезанный на кусочки. Я попыталась его съесть, но крови было слишком много. Куски застревали в горле. В конце концов я просто выплюнула прожеванный кусок в салфетку. А на тарелке тем временем оставалось еще много мяса. Я испугалась, что официант заметит, что я ничего не ем, станет смеяться или ругаться. Я долго сидела и смотрела на стейк, потом взяла булочку, вынула из нее мякиш и положила туда мясо. У меня была очень маленькая сумочка, но я решила, что незаметно смогу сунуть туда булочку. Я заплатила по счету и ушла, боясь, что меня остановят, но никто меня не остановил.

Днем я гуляла в городском парке и притворялась, что читаю Горация. На закате люди выходили из метро и заполоняли улицы. В Париже даже метро было красивым; да и разве могло быть иначе. Небо, не душу меняют в заморских чужбинах скитальцы.

Был там один парень из Канады, он ел только овсянку. Был француз, попросивший меня показать ему зубы. Англичанин – якобы из друидского рода. Нидерландец – он продавал слуховые аппараты.

Потом я встретила австралийца, он говорил, что любит путешествовать один. Мы пили у моря, а он рассказывал о своей работе. Самое прекрасное чувство – это когда до ученика наконец доходят твои объяснения, когда на его лице отражается понимание. Я кивнула, меня тронули его слова, хотя я ни разу никого ничему не научила. А что ты преподаешь, спросила я? Учу детей кататься на роликах, ответил он.

То лето выдалось очень дождливым. Оно запомнилось мне хлюпающими ботинками и запахом моего несчастного свитера – от него всегда пахло мокрой собакой. В каждом городе я наблюдала одну и ту же сцену: парень выходит на улицу, открывает зонтик, а девушка тем временем ждет на крыльце.

Другая ночь. Моя старая квартира в Бруклине. Поздно, но я, разумеется, не могу уснуть. Над головой мои соседи-наркоманы весело разбирают мебель. Ветки бьются в окно. Мне вдруг становится холодно, я натягиваю на голову одеяло. Лошадей так выводят из горящей конюшни. Если лошадь не видит, она и не паникует. Пытаюсь понять, стало ли мне спокойнее с одеялом на голове. Пожалуй, нет.

Я устроилась в научный журнал редактором, проверяющим факты. Рубрика так и называлась – «Забавные факты». Протяженность волокон в человеческом мозге такова, что их можно сорок раз обернуть вокруг Земли. Какой ужас, написала я на полях, но они все равно это опубликовали.

Мне нравилась моя квартира, потому что все окна находились на уровне тротуара. Летом я видела, какие у кого туфли, а зимой окна засыпало снегом. Однажды я лежала в кровати и в окне появилось ярко-красное солнце. Оно попрыгало из стороны в сторону, а потом я поняла, что это мяч.

Жизнь – это структура плюс действие.

Согласно исследованиям, чтение является серьезной нагрузкой для нервной системы. В одном психиатрическом журнале даже писали, что у жителей африканских племен увеличилась потребность в сне, когда их научили читать. В подобные теории очень верили французы: во время Второй мировой самые большие пайки полагались тем, кто занимался тяжелым физическим трудом, и тем, чья работа была связана с письмом и чтением.

У меня над рабочим столом много лет висел стикер. Там было написано: «Занимайтесь работой, а не любовью!» Любовь казалась слишком ненадежным источником счастья.

В коробке с ненужными вещами, которую кто-то бросил на улице, я нашла книгу под названием «Жить, а не выживать». Достала ее, пролистала, раздумывая, хочу ли я ее читать.

Людям кажется, что переживаемые ими эмоциональные страдания – перманентное состояние, но для большинства людей они лишь временны.

Но что, если я особенная? Что, если я – меньшинство?

У меня имелись на свой счет кое-какие идеи. В основном непроверенные. В детстве мне нравилось выкладывать из палок свое имя. Огромными буквами.

Кольридж писал: Если мой ум меня не обманывает, мне не только удалось освободиться от ограничений, накладываемых временем и пространством… полагаю, я способен на большее, а именно, однажды я смогу развить все пять чувств… и эта эволюция поможет мне решить загадки жизни и сознания.

У меня был план: не выходить замуж. Вместо этого я планировала стать великим деятелем искусства. Женщины почти никогда не становятся великими деятелями искусства, потому что тех заботит только искусство и никак не бытовые проблемы. Набоков даже зонтик сам не складывал. Вера облизывала для него марки.

Дерзкий план, сказал мой друг-философ. А я сдала в печать первую книгу, когда мне исполнилось двадцать девять лет. Если мой ум меня не обманывает…

В тот день я пошла на вечеринку и напилась вдрызг.

Страдают ли звери от одиночества?

Другие звери, я имею в виду.

Вскоре после этого ко мне зашел бывший парень. Похоже, он приехал из Сан-Франциско, просто чтобы выпить со мной кофе. По пути в кофейню извинился, что никогда не любил меня по-настоящему. Надеялся загладить вину. «Погоди, – сказала я, – ты все еще ходишь на собрания „Анонимных наркоманов?“»

Тем вечером по телевизору я увидела татуировку точно про меня. Люби меня, если еще не познал страдания. Пожалела, что не догадалась сделать себе такую. Какой-то русский уголовник меня опередил.

Я, конечно, сразу вспомнила парнишку из Нового Орлеана, пьяницу, которого любила без памяти. Каждый вечер в матросском баре я сдирала этикетки с его бутылок и пыталась уговорить его пойти домой. Но он не шел. Уходил, лишь когда за окном светало.

Он был очень хорош собой, и я любила смотреть, как он спит. Если бы меня попросили охарактеризовать наши отношения метафорой, я бы выбрала такую: он заставил меня подпевать всем самым ужасным песням на радио. И когда любил меня, и когда перестал.