– Ты выйдешь за меня, Вера… – шепчу себе под нос слова любимого человека, которые он произнёс накануне нашей разлуки, словно мантру.
В очередной раз предприняв безуспешную попытку дозвониться до своего жениха, получаю в ответ глухие гудки.
Сегодня ровно месяц, как мой любимый человек сделал мне предложение. Только моё счастье длилось недолго…
На следующий день он улетел по работе в столицу и до сих пор не дал о себе знать ни единой весточки.
Ни единого звонка, ни единого короткого сообщения – ничего.
Набирая номер, наверное, уже в тысячный раз, я особо ни на что не надеюсь.
– Нет, Дмитрий не мог со мной так поступить, он не такой… У него что-то случилось… Он не мог меня обмануть. Не мог воспользоваться и бросить… – в очередной раз ищу оправдание, хотя какие тут могут быть оправдания. Тут и без лишних слов понятно…
За несколько месяцев, что мы провели вместе, он носил меня на руках, добивался, говорил, как сильно любит меня.
И в ночь перед его отъездом я подарила ему свою невинность…
В ту ночь он зачал мне ребёнка. О существовании которого я не оставляю попыток сообщить ему с того самого дня, как тест показал две полоски…
Громко сглотнув подступивший к горлу ком слёз, набираю выученный наизусть номер Дмитрия.
Я не могу сдержать слёз, осознавая, что в этот раз звонок не прерывается мгновенно на первом гудке, а тянется долго… Кажется, целую вечность.
– Слушаю, – строгий женский голос доносится из динамика мобильника.
Сердце, исполнив кульбит, с болью ударяется об рёбра и уходит в пятки. После долгих дней молчания номер телефона Дмитрия наконец подал признаки жизни… Только слышу я не приятный баритон, а режущий по ушам фальцет.
– Д-дима, – голос невольно начинает дрожать. – Позовите, пожалуйста, Т-таранов Дмитрий Александрович.
– Девушка, успокойтесь. Вы по какому вопросу? – равнодушно, с некоторыми нотками пренебрежения в голосе, произносит женщина.
– По личному, – на выдохе произношу я, свободной рукой ухватившись за плоский живот.
– Личные вопросы решайте с Дмитрием Александровичем в нерабочее время. Всего доброго.
– Постойте, я беременна! – кричу во всё горло, лишь бы та только не бросила трубку.
– С чем вас и поздравляю, – мерзко хохотнув, произносит в ответ.
– Передайте Дмитрию Александровичу, что звонила Вера… – не дав закончить фразу, звонок обрывается.
Всё новые и новые звонки не дают совершенно никаких результатов. Номер телефона мужчины, чьего ребёнка я ношу под сердцем, погрузился в немое молчание.
Четыре года спустя
Вера
– Димочка, геркулес очень вкусный и полезный для здоровья, – провожу свой традиционный утренний ритуал под названием «попробуй накормить трёхлетнего ребёнка завтраком».
– А что мне за это будет? – спрашивает сынок, сквасив мордочку в хитрой ухмылке.
– Ничего, и это самое лучшее, что я могу предложить, Дмитрий, – играючи стрельнув глазами, парирую я.
Дмитрий, да, именно так. В честь отца, который за долгие четыре года так ни разу и не вышел на связь, я назвала своего ребёнка.
Надежда, моя старшая сестра, была против, но я её не послушала. Сердце требовало назвать сына в честь отца, с которым он, вероятнее всего, никогда и ни при каких обстоятельствах не встретится.
Мой сынок с каждым днём всё больше и больше начинал походить на своего папу. Причем не только внешностью, но и своими повадками.
Учитывая, с каким обожанием сынок заглядывается на бизнесменов с портфелями и в строгих костюмах, я более чем уверена, что в свои три с копейками он бы с удовольствием надел на себя деловой костюм и взял в свои крошечные ручки кожаный портфельчик.
Одним словом, весь в отца…
Наверное, в крови Тарановых предпринимательская жилка просыпается с самого детства.
Димочка сужает на меня хитрющие глаза, видимо, рассуждает, насколько выгодно заключать сделку, за которую ему полагается «ничего».
– Ладно, – принимает условия сделки и открывает зубастенький рот.
Воспользовавшись моментом, протягиваю ложку каши сынишке. Первая ложка – всегда самая сложная. После неё Дима уже сам хватает свою чайную ложечку и расправляется с ненавистными злаками.
– С вами приятно иметь дело, – изобразив серьёзное выражение лица, пожимаю крохотную ручку.
Вот приблизительно с таких сделок и начинается наш день. Чаще всего сынок соглашается на «ничего», но бывают дни, когда курс «ничего» падает и вход идут пятирублёвые монетки.
За один пятачок сынок готов не то что подписать контракт на поедание геркулесовой каши, но и на приём чайной ложки рыбьего жира без разговоров соглашается.
Громкий рингтон, оповещающий о входящем сообщении, заставляет вздрогнуть.
«Вера Викторовна, это Стёпа. Прошу прощения, но я вынужден отказаться от уроков. Надо мной одноклассники смеются. Все на футбол пошли, а я один, как дурак, на академический вокал записался. Извините ещё раз, всего доброго!» – читаю вслух и мысленно прикидываю, насколько прохудился мой кошелёк после того, как десятилетний Степан отказался от занятий.
Громко выдыхаю, осознав, что сумма понесенного ущерба как раз совпадает со стоимостью зимних ботинок, которые я планировала приобрести к концу месяца.
– Ладно, не беда, – подмигиваю сыну, практически расправившемуся с кашей, и убираю мобильник в сторону.
Уход одного ученика я как-нибудь перенесу, в конце концов отложу приобретение новой обуви на следующий год. Ничего, ведь если мои ботиночки шестую зиму как-то вынесли, то и седьмую как-нибудь протерпят, не развалятся. Надену шерстяной носок, и нормально будет.
А вот если мои оставшиеся пять учеников решат, что футбол им по жизни ближе, чем академический вокал, это, конечно, будет крах. Растеряв учеников, я напрочь лишусь дохода.
Раньше, помимо домашних занятий, я работала в местном доме культуры, но кто-то сверху сидящий решил, что академический вокал давно вышел из моды и никому даром не нужен, и разогнал весь кружок, а педагогов, в том числе и меня, отправил на биржу труда.
Только всё бы ничего, но в крохотном провинциальном городишке специалист с музыкальным образованием особо не котируется. Как знала, что надо было идти учиться не в институт культуры, а в аграрную академию!
Я неоднократно обивала пороги местных работодателей и везде слышала одну и ту же песню: «Нам не нужен работник, который будет без конца бегать по больничным со своим малолетним ребёнком».
Вот так и получилось, что из заработка у меня остались только занятия на дому с ребятами, не потерявшими любовь к академическому вокалу.
Живём мы втроём. Я, мой сын и моя старшая сестра. Если бы не Надежда, я и не знаю, как бы мы с сыночком вдвоём управились.
Моя сестра Надежда работает в том же доме культуры, из которого меня сократили. Ей повезло сильнее, чем мне. Желающих заниматься балетом гораздо больше, чем вокалом, и поэтому её занятия вполне себе востребованы.
