1. Пролог.
Земля не остановилась. Всё так же лениво брехал бродячий пёс на улице, шевелилась от сквозняка шторка, а Илюшка сидящий в детском стульчике мерно стучал пластиковой ложкой по игрушке. Всё было так же и одновременно необратимо иначе. Просто в один момент вдруг оказалось, что я не нужна своему мужчине. Это было бы даже смешно… если бы не было так грустно.
- Уходи, - сказал он и пожал плечами, стремясь показать насколько ему все равно. – Я не буду тебя держать. Только…
- Только? – жадно переспросила я.
- Только ты без меня не сможешь. Ты не справишься.
И посмотрел на меня. Глаза в глаза. Его синие. Мои карие – обычные. В его глазах плавало небо. Бескрайний океан. Когда-то мне казалось, что в них можно утонуть. А теперь смотрит на меня, а в его глазах… скука. Ему скучен этот разговор.
И мне хочется кричать. Хочется топать ногами, сбрасывать со стен наши фотографии в золоченых рамках, хочется сделать что-нибудь ужасное. Но я молчу. Я слишком горда. А ещё я боюсь испугать своего ребёнка, он слишком мал для гадостей этого мира. Я – его щит.
- Я сильнее, чем тебе кажется, - ответила я.
А он… рассмеялся. Закурил. Синий дымок расплылся в воздухе полупрозрачным кружевом, переливающимся на свету. Я многое запомню из этого дня – всякую ерунду. И его смех. И горький дым. А Илюшка заплакал… Ребёнок плачет, ему наскучила его игрушка, а я стою и смотрю на его отца. Хочется в последний раз коснуться его щеки рукой. Провести пальцем по губам. Коснуться век, принуждая глаза закрыться. Так хочется, что руки сводит. Я иду на кухню и вынимаю Илюшку из стульчика. Главное – занять руки.
- Ты гордая, - сказал он, вроде бы даже с печалью. – Идеалистка. Глупая.
- Уходи сейчас, - попросила я. – Только…
- Только?
- Я никогда не вернусь.
Он остановился у дверей, обернулся. Какой же он красивый, мой бывший мужчина! И мне бы хотелось сказать, что я жалею обо всем что было, но тогда бы я солгала. Приди он, позови, возьми меня за руку, я пошла бы за ним даже зная, что через несколько лет все закончится бессмысленным разговором в холодной квартире.
- Я знаю, - мягко улыбнулся он.
И он ушёл, мужчина, от которого я родила сына. Я метнулась к окну и смотрела, в его спину до тех пор, пока он не скрылся за углом соседнего дома. Отстранённо подумала – вот сейчас можно и заплакать. Никто не увидит. Просто обниму Илюшку и мы поплачем вместе. Но… слез не было. Ярость была, а слез нет. Глухая такая ярость, беспомощная. Когда нужно что-то делать, а ты не знаешь что.
Илюшка дёрнул меня за ворот рубашки. Сейчас моему сыну восемь месяцев, молоко пропало ещё пару месяцев назад, но привычка лезть под одежду осталась, не отучить никак. Я развела смесь. Илюшка сосредоточенно сопя сосал, а я думала, как быть дальше. Он прав. Я слишком глупа. Мне нельзя оставаться здесь, в этой съёмной квартире, которая так и не сумела стать мне домом, даже пытаться не стала. Сюда он вернётся, а я… не выдержу ещё одной встречи. Нужно уходить.
- Поедем к дедушке, - сказала я спящему уже ребёнку.
Сколько я смогу унести? Немного. Значит буду брать только самое необходимое. Детские вещи, любимую игрушку, бутылочку, подгузники, смесь… На тумбочке возле двери лежит стопка денег. Когда он успел их оставить? Я идеалистка, да. Я их не взяла, а рядом с ними положила свое обручальное кольцо – рвать так с концами. Зато взяла одну из фотографий. Свадебную… Гордая, глупая…
Спящий Илюшка оттягивает руки. Рюкзак тяжёл, несмотря на то, что я взяла лишь самое необходимое. Мне бы коляску, но толкать коляску по подтаявшему мартовскому снегу это подвиг, который мне не по силам. Ноги вязнут, моросит дождик, прижимаю ребёнка к себе и наконец плачу, а дождь и подступившая темнота скрывают мои слезы. Я думаю о папе. Я знаю, что он скажет. «Я же говорил». И прав будет – говорил. Но… идти больше некуда.
Я успеваю на последнюю электричку. Ехать придётся пару часов до соседнего городка, затем куковать на вокзале и ехать оттуда уже первой электричкой. Илюшка не раз просыпался. Подогреть смесь в пригородном поезде было негде, холодную он пить не хотел, давился и плакал, и я плакала тоже – от беспомощности. И трусливо думала о том, как хорошо было бы вернуться. Сделать вид, что ничего не было. Что я снова в него верю, ему верю. Он бы засмеялся и меня к себе прижал, а я бы уткнулась лицом в ямку под ключицей и полной грудью вздохнула его запах. И все было бы правильно. Только… не будет этого. Не в этой жизни.
- У тебя сильная мама, - улыбнулась я своему мальчику. – Всё у нас с тобой получится. Я тебе обещаю.
Он посмотрел на меня так серьёзно, словно понимал. Маленький человечек, который от меня зависит. И я обязана сделать так, чтобы ему хорошо было, и плевать, что на душе волки воют.
- А потом, - продолжила я. – Когда твой папа придёт за нами, а он придёт… мы скажем, что он нам не нужен.
Илюшка засунул большой палец в рот и уснул. Я прижала его к себе, а свободной рукой полезла в рюкзак. Достала фотографию. Посмотрела. Господи, какие мы счастливые… были, когда-то. Появился соблазн приоткрыть окно и выбросить фото в наступающую ночь, в проплывающий мимо тёмный лес, но я сдержалась. А потом, уже на пересадочной станции в кармане куртки завибрировал телефон. Меня бросило в жар и одновременно в холод. Да, я гордая. Но если он хотя бы обещает… если он попросит меня вернуться… Но звонил папа, а руки у меня тряслись, я даже вызов не сразу принять смогла.
- Всё хорошо? – спросил он.
Папа чувствовал, когда мне плохо. Иначе с чего бы ему звонить мне в два часа ночи?
- Хорошо, - нервно хихикнула я. – Я к шести утра приеду. Ты сможешь меня встретить?
- Ребёнок с тобой?
- Со мной.
Папа выдохнул, неужели он думал, что Ярослав лишит меня сына? А вдруг… страх взялся из ниоткуда липкой волной пополз по позвоночнику, я стряхнула его усилием воли. Нет, он не будет… Он же любил меня. Когда-то.
- Я приеду.
Я с облегчением закрыла глаза. Неважно, что я не хочу возвращаться в родной городок побитой собакой, никому не нужной мамой-одиночкой. Важно то, что моему мальчику там будет хорошо, там я смогу его вырастить. Прижала к себе тяжёлого тёплого ребёнка. И, словно мантру повторила в крошечное ушко, касаясь щекой шелковистых кудрей – шапку мы на вокзале сняли.
- Всё будет хорошо. Мы с тобой все сможем. А когда он придёт за нами… мы с ним не пойдём.
И повторяла снова и снова. Не раз. Через месяцы, через годы. Илюшка рос. Просто не было. Но я… я обещала, а я – щит моего сына. Только… мантра потеряла смысл. Никто за нами не пришёл. И только семь лет спустя, когда все изменилось, когда я пережила и переболела… Я разговаривала по телефону. Смеялась даже, замерев с ключами у машины и не спеша уезжать. У автомобиля рядом хлопнула дверца, а я…