Часть первая. Вскормленный кровью
1
Торговый город Джама́йя на Золотом тракте, 9-е месяца Пау́ни, 752 год после Завоевания
На исходе второго часа в трущобах Джен проклял сестру.
Небо над рекой стало как замусоренная мостовая: пепельно-серое, почти седое, в клочьях комковатых облаков. Уже почти стемнело, лишь на западе, над Светлым городом, краешек солнца пробивался над крышами, залив подбрюшия туч тусклым светом.
«Будь ты проклята, Са́хра!»
Джен искал другие слова, помягче, но не находил. Еще раз оглянувшись, юноша понял, что теперь-то заблудился окончательно.
В череде одинаковых обветшалых зданий он и днем бы не узнал то самое, нужное ему. Глиняные заборы заслонили падающий из окон свет, в сумерках люди казались безликими призраками. Юноше не нравилось это место: ни тени, ни прохожие, ни любопытные взгляды. Они словно оценивали, взвешивали его. Если б он мог, он бы тут же развернулся и зашагал прочь.
Если бы не Сахра.
Джен неуверенно двинулся дальше, когда понял, что кто-то держит его за рукав. Снизу вверх на него вытаращились два мутных глаза, один подернулся белесой пленкой бельма.
– Любезный, монетки не найдется?
Джен вздрогнул.
Глаза у нищего – ну точно оловянные бляшки, да и смотрел он в пустоту над правым плечом парня. Выдавив просьбу, старик тонко захихикал, из уголка его губ потянулась ниточка иссиня-черной слюны. Черный дурман, понял Джен.
– Пошел вон! – Он пнул нищего и заспешил прочь. Здесь, в трущобах, где вдоль дороги не чадят факелы, тени густеют быстро. Даже слишком быстро.
Главное – не стоять на месте, уж это он знал точно. Идущий человек сливается с сотнями других, стоит встать посреди дороги как истукан – и неминуемо станешь жертвой нищих и городского ворья.
Главное – не стоять на месте… И все же неплохо знать, куда идти! Пятый поворот направо от моста. Вывеска с нарисованным цветком. Сколько облупившихся, бездарно намалеванных вывесок он уже прошел? Сколько и вправду напоминают то, что на них нарисовали?
Джен распознал харчевню по смеху: трудно спутать пьяный гогот с искренним и неподдельным весельем. Шагнув внутрь, он оказался в чадном полумраке. В темноте под высоким, потемневшим от копоти потолком гудели мухи. Редкие огоньки шипящих масляных ламп бросали на лица причудливые тени.
Мимолетно порадовавшись, что не взял с собой кошелька, Джен отступил в тень. Быть незаметным – первое, чему сызмальства учится горожанин. Пару ударов сердца он вглядывался в полумрак, пока не приметил женское лицо. Боги, неужто это Сахра? Словно заторможенная, девушка двигалась меж столов, безучастно водя по ним мокрой тряпкой. Неужели Сахра? Нет… Нет. Просто служанка, просто худая белокожая девушка, одурманенная зельем.
Юноша выругался.
Сестра говорила, что нанялась в «Синий лотос» разносчицей, но будь он проклят, если видит хоть одну! Только тощий старик с унылым лицом сновал меж посетителей, удерживая в руках полдюжины оловянных кружек.
Покинув укрытие, Джен стал проталкиваться сквозь толпу.
– Эй, почтенный! Да, ты. Поди сюда… – Старик опасливо подошел, поглядывая на белую рубаху и длинный, до середины икр, кафтан парня. – Мне нужна Сахра. Не знаешь, где ее искать?
– Господин, верно, в первый раз? – Старик удивился, но все же махнул рукой. – Там… комнаты…
Вот и все, что разобрал Джен. Мгновением позже он скорей угадал, чем разглядел в тени потрепанную лестницу, но уточнить было не у кого. Разносчик успел скрыться за спинами посетителей.
Уже тогда, в темном коридоре за лестницей, в мысли парня закрались первые робкие сомнения: зачем сестра солгала? Довести мысль до конца он не успел – Сахра выпорхнула навстречу. Не заметив брата, она налетела на юношу и лишь тогда его узнала.
– Джен!
Долгое мгновение он не мог понять, рассержена она или рада его видеть. А потом девушка повисла у него на шее:
– Я так рада, что ты пришел! Я уж собралась спускаться, но они могут подождать…
– Им придется подождать, – юноша встал поперек прохода, загородил дорогу.
Бревенчатые, обмазанные глиной стены. Пучок трав на нитке под потолком. Их горьковатый аромат затопил комнату, отгоняя прочие запахи. Над огоньком масляной плошки неуклюже танцевали ночные бабочки. «А здесь… даже уютно», – признал Джен, но вслух строго спросил:
– Сегодня работаешь ночью?
Сестра кивнула.
– Ты очень удачно пришел, – скрестив ноги, она уселась на подушки, озорные глаза ее в полумраке блестели. Юноша приметил тонкое колечко с бирюзой, в темных волосах проглядывали цветные нити. «Откуда?» – хотелось спросить, но сестра не дала ему вставить слова. – Теперь ты сам видишь, как славно я устроилась! Обязательно передай отцу, что у меня все в порядке. А завтра я зайду.
– Ты что, жить здесь будешь?
Сахра фыркнула:
– А ты как думаешь? Вечером тут больше всего народу! Возвращаться ночью через Глиняный город… как ты там говоришь?
– Неосмотрительно.
– Вот-вот, – усмехнулась сестра. – Кормят сносно, ну и мне кое-что перепадает от здешних харчей.
Джен подошел к окну и выглянул на улицу.
Подступившая ночь укутала переулки Джамайи густо-синим покровом. Там, где поперек улиц протянулись пятна света, маслянисто поблескивали сточные канавы.
– Отцу хуже, – помрачнел Джен. – Ссора с ублюдком совсем его подкосила.
– Не ты лекарь, а отец, – в глазах Сахры мелькнул жесткий огонек. – Даже не поднимаясь с постели, уж он-то знает, как себя лечить! Делай, что он говорит, и все.
– Хорошо бы, если так…
Они замолчали. Джен сел на подоконник, опустил голову. Смотреть сестре в глаза не хотелось: Сахра слишком верит в старика, она не поймет.
– Давай говорить начистоту, сестренка, – не выдержал юноша. – Он давно не лекарь. Кабы он не ошибался так часто, Ба́хри не пошел бы в палату писарей, а судебные приставы не затоптали наш дом. Приходят все новые люди… и те, что пострадали, и те, кого он вправду вылечил. Все хотят денег. Требуют. Я… я не знаю, когда это кончится. И что у нас тогда останется.
– Ну же, Джен! Не все так плохо.
– Не все так плохо! – передразнил парень. – Ты не выпроваживаешь приставов. Не носишься за стариком, который в кои веки понял, что от его лекарств только хуже.
Сахра порывалась заговорить, но Джен помотал головой:
– Я не хотел рассказывать, сестренка. Меня тут собирался нанять один богатей. Не лавочник, решивший обучить свою ораву грамоте, а настоящий купец, из Светлого города! Но, когда там узнали, меня вытолкали взашей.
Сглотнув, Джен продолжил, выплескивая накопившуюся муть:
– Эти выродки, которых я учу… они шепчутся за спиной, как будто, если лекарь стар и слаб на ум, он научил меня неправильно писать или считать не так, как все.
