Юлия Цхведиани - Целительный воздух. Остаться самим собой

1988 год

Мама Лили, Ида, болела очень тяжело. После семидесяти случился один микроинсульт по ишемическому типу, потом через пару лет – второй. Восстанавливалась она мужественно и практически самостоятельно. Здоровым людям этого не понять.

Сначала пожилая женщина постепенно приходила в себя после инсульта в больнице и понимала, что все в ее теле плохо работает: правая рука, левая нога, да еще что-то с речью и памятью, ранее такой блестящей.

Ида продолжила борьбу в санатории – и вышла оттуда хоть и с палкой, но на своих ногах. Дальше – писала, писала мемуары, тренировала память, разрабатывала мелкую моторику справа.

Эпизодически играла на пианино. Но днем долго играть было нельзя, дома был маленький ребенок, и он в это время спал, а вечерами играть было нельзя, так как у нее не было уже настроения и сил.

И вот, наконец, Ида стала уверенно держать вертикаль, бросила курить, все казалось относительно благополучным, можно было даже ходить без палки…

Как вдруг на ровном месте происходит второй микроинсульт, все опять плохо, но с другой стороны… И снова надо было учиться ходить, одеваться, мыться, писать. Наконец, можно было и покурить. Врачи говорили, что это уже точно ни на чем не скажется.

Иде раньше, лет под пятьдесят, после тяжелого первого инфаркта, казалось, что второй она не переживет. Она говорила детям, что сердце ее висит на тонком волоске. Достаточно одной стрессовой ситуации – и ее не станет.

Но на второй день после свадьбы Лили, младшей дочери, в шестьдесят три года Ида перенесла еще один обширный инфаркт, после которого еле выкарабкалась. А потом наступил черед микроинсультов. Врач, который ее курировал, предупреждал Лилю о возможности и третьего инсульта в скором времени.

В последние годы Ида часто болела, много курила, работала с утра до ночи, много читала и грустила. Три взрослые дочери были погружены в собственные семейные драмы, победы и поражения. Их мужья и дети требовали особого внимания.

Ида не нуждалась ни в их опеке, ни в материальной поддержке, ей необходимо было только внимание, обычное человеческое участие и родственная дочерняя жалость, разумеется, деликатная и завуалированная.

Больные старики и старухи… Бывшие профессора, великие ученые и артисты, учителя, космонавты, спортсмены, врачи, писатели и поэты, художники, музыканты, политические деятели, простые служащие, рабочие и крестьяне – все они раньше или позже становятся старыми, больными и немощными.

Есть, конечно, счастливые люди, которые живут очень долго, никогда не болеют и тихо безболезненно умирают во сне. Но их единицы, а остальным старикам приходится бороться с недугами, одиночеством и часто страдать.

Одиночество и непонимание может сопровождать людей всю их жизнь, даже в кругу большой семьи. Но в старости это ощущается особенно остро. Старики становятся слишком хрупкими и ранимыми. Любые обидные слова и действия, исходящие от чужих людей, для стариков уже не имеют существенного значения, а мелкая незначительная обида от самых близких становится настоящей драмой. Пока старики живы, они не перестают трогательно любить своих детей и внуков.

Младшая дочь, Лиля, жила с родителями. Старшие дочери навещали папу и маму, рассказывали им о своих проблемах. Те внимательно их выслушивали и помогали советами, иногда деньгами.

Вечерами Ида оставалась одна наедине со своими мыслями.

В Бога она не верила и потому совсем не стремилась в «лучший из миров», о котором никто толком ничего не знает и который никто не видел.

Ей очень нравилась жизнь, и не та, что была в прошлом, а та, которая могла бы быть в будущем. Ей хотелось еще быть востребованной на работе и в семье.

А дома было не так все спокойно: старший внук болел, младший годовалый пока еще не ходил, дети требовали большого индивидуального присмотра.

У младшей дочери до персонального внимания к матери дело так и не доходило. Лиля готовила на большую семью, бегала по магазинам, доставала продукты.

Хорошо, что в ближайших мясном и рыбном магазинах работали знакомые продавцы, они снабжали ее по блату заветренным мясом на костях, колбасой, сыром и рыбой под названием «ледяная». За простыми овощами и фруктами была вечная очередь. На рыночные продукты денег не хватало.

Лиля с победным видом после посещения магазинов вываливала пакеты и свертки на кухонный стол.

Ей казалось, что она победила советскую власть, добыв пропитание. И она совсем не чувствовала никакого унижения. Так жили многие, почти все.

Потом днем надо было убирать квартиру, гулять с детьми, стирать и гладить. Обычная ежедневная рутина.

Михаил, отец Лили и муж Иды, в то время лечился в ведомственной больнице «Ветераны партии», или, как он ее называл, в больнице «Старые большевики». Дочери навещали отца по очереди раз в неделю. Больница находилась в противоположной от их дома стороне большой Москвы.

Последний раз при разговоре с лечащим врачом Лиля узнала об отсутствии в этом «раю» методов «эффективного» лечения папы.

– Доктор, папа жалуется на ноги, говорит, что ему очень трудно ходить. Вы сможете ему помочь?

– Садитесь, дорогая. Сколько лет вашему отцу? Правильно, восемьдесят девять лет. Диагноз такой: НОВЫЕ ноги к СТАРОЙ жопе не пришьешь. Вы меня хорошо понимаете? Я на полном серьезе с вами разговариваю, и я – НЕ волшебник, не умею реанимировать этих «большевиков». Дай бог, мне самому дожить до таких лет.

Все было яснее ясного: старость никак не лечится.

Ида была моложе Михаила на четырнадцать лет. Она, несмотря на свое болезненное состояние, пыталась всячески помочь дочери. С утра она еще была в силах сделать сырники и сварить кашу к завтраку для всех домочадцев, потом ложилась в кровать и начинала читать новые книги, которые, как пирожки, издавали в тот период.

Лиля покупала все новинки и тоже пыталась читать их вечерами или на прогулке с младшим сыном.

«Самый читающий в мире» народ постепенно открывал глаза на социалистическую действительность. Каждая книга была откровением, информационным взрывом в период кардинальных перемен. Все родные, друзья и знакомые обсуждали опубликованные искренние воспоминания талантливых людей, с трудом переживших ужасы войны, сталинизм и застой.