Юлия Цхведиани - Прочь, тоска! Остаться самим собой

«Partir, c’est mourir un peu» —

«Уезжать – это немножко умирать».

Французская пословица

– Лена! Давай, произнеси красивый тост, как ты умеешь.

Голос раздался с другого конца стола. За огромным старинным столом на даче, в гостиной, расположились многочисленные друзья Лены. Странно, но среди друзей и подруг сидели друг с другом все три ее мужа: Гена, Максим и Сергей. Стол был уставлен разнообразными закусками, по-летнему яркими овощами; в центре стола красовалось огромное блюдо с фаршированной рыбой. Рыба с большой головой, глазами из черных маслин и усами из веточек укропа утопала в прозрачном золотистом желе, через которое просвечивали зеленые листики петрушки, узорчатые срезы оранжевой моркови и малиновой свеклы.

«Очень странно, – припомнила Лена, – фаршированную рыбу я готовила последний раз лет двадцать назад!»

– Лена! Ну что же ты молчишь? Мы ждем тоста. Не терпится уже попробовать твою рыбу!

Лена проверила, у всех ли гостей налито вино в бокалах. Вон, у девчонок пустые бокалы, надо попросить Сергея налить им вина. А где Сергей? Куда он вдруг делся? Лена еще раз взглянула на гостей. Что за ерунда: кому-то двадцать, кому-то сорок, а кому-то шестьдесят лет, но ведь все мы одного возраста! Бред какой-то… А что это за праздник? Нет, не помню. Что за повод для такой масштабной встречи?

– Леночка, ну что же ты молчишь, дорогая, произнеси наконец тост!

– Ребята! Как я рада видеть вас всех у себя на даче! Какие вы все молодцы, что выбрались. Я очень вас всех люблю! Вы все – лучшая часть моей жизни! Я хочу поднять тост за всех вас, будьте здоровы, живите долго-долго и не забывайте меня!

Лена проснулась от непонятного тревожного сна в три часа ночи, вся в поту. Муж спокойно спал. В комнате было душно и тихо. Она села на край кровати и стала припоминать сон.

– Утром напишу на салфетке, что приснилось и сожгу. Господи, это же какое-то средневековье… Какой-то кошмар, – прошептала она.

– Что это было? Чтобы ОНИ все сразу собрались у меня на даче за одним столом… Некоторые из них друг друга и в глаза не видели, не были даже знакомы. Живые и мертвые одновременно. Призывают что ли они меня к себе? Ах, это все наверняка от духоты… Надо открыть форточку и выпить теплой воды. Она так и сделала, легла, но заснуть уже не смогла…

Образы друзей возникали один за другим…

Конец 60-х

Родители Лены и Вики работали в одном научно-исследовательском институте, а это означало, что девочек в школьные годы отправляли в один и тот же ведомственный пионерский лагерь, где они прибивались друг к другу. Вика училась в школе с углубленным изучением французского языка, она рассказывала Лене про корсаров; а Лена училась в школе с углубленным изучением английского языка и рассказывала Вике про героев Эдгара По и Агаты Кристи. И так несколько лет подряд.

Им исполнилось по 14 лет. Они уже были взрослыми для пионерских лагерей, но родители не хотели, чтобы девочки болтались летом в душной Москве и все же вновь отправили их на первые две смены в казенный дом под названием «Пионерский лагерь», а в августе взяли с собой в отпуск.

В начале сентября девочки встретились в Парке Горького – погулять и обменяться впечатлениями от августа, проведенного на море. На центральной аллее им встретилась пожилая цыганка.

– Красавицы, а давайте-ка я вам погадаю. Денежка у вас будет? На счастье…

Девочки смутились, но любопытство взяло верх.

– У нас по рублю.

– Договорились. Садитесь на лавочку. Ты— первая, давай свою левую руку, – обратилась цыганка к Вике. Ох, ждет тебя, красавица, распрекрасная жизнь, дорога дальняя в Париж, муж-иностранец, детей, сыновей, аж четверо, дом богатый, работа денежная.

Лена про себя подумала, откуда эта цыганка знает слова-то такие, как Париж? Ну да ладно, послушаю, что мне она наплетет. Рассчитывала услышать она нечто аналогичное – Лондон, Нью-Йорк, мир кино или журналистика, муж-красавец, дочки.

– Теперь, ты давай свою левую руку. А у тебя мужей будет трое, сыновей от них трое, а маяться будешь лет аж тридцать. Все.

– Что-то вы коротко как-то. А дальше-то что? – разволновалась Лена.

– А дальше я не знаю. Давайте мне свои рублики, я пошла, а то у меня тут работы много.

Девочки отдали цыганке деньги. И остались сидеть на лавочке. Лене хотелось сказать Вике, что все эти гадания – чушь собачья, что цыганка все это выдумала, но Вика была в таком прекрасном расположении духа, что Лена пожала плечами и еще раз повторила про себя то, что касалось ее, чтобы не забыть: «А у тебя мужей будет трое, сыновей от них трое, а маяться будешь лет аж тридцать. Все!»

Девочки поступили в один и тот же институт, но в разные группы. Тем не менее, дружили и много времени проводили вместе. Вика была отличницей, подавала большие надежды. Она выступала с докладами на всех институтских научных конференциях, ее конспекты, особенно по «Капиталу» К. Маркса и по трудам В. И. Ленина, написанные каллиграфическим почерком, передавались как художественные произведения от одной подруги к другой. Подруги были несколько ленивы и в основном рассчитывали на Вику. Лена и Вика похорошели и пользовались успехом у молодых людей.

На четвертом курсе в институт приехала делегация из Франции. Гостей интересовала организация процесса обучения. Амбициозный ректор для сопровождения делегации пригласил лучшую студентку с прекрасным к тому же знанием французского языка – Вику. Среди членов делегации был молодой журналист и фотограф, худенький высокий юноша, элегантно и модно одетый, с аристократическими манерами. В СССР такие молодые люди встречались редко. Он внимательно слушал перевод Вики о лучшем в мире советском образовании. Где-то в коридоре, он полушепотом спросил Вику, не устроит ли она ему небольшую экскурсию по Москве. Вика кивнула в знак согласия. Собственно, с этой экскурсии и начался их роман. Вика сразу же поразила Жиля, а именно так звали журналиста, своим интеллектом, знанием истории и культуры своей страны и своего города. Ну это еще было понятно, а вот историю Франции, ее культуру – поэзию, прозу, кинематограф, – русская девушка знала ничуть не хуже. Вот это было удивительно. Кто она такая? Откуда, когда, а главное, зачем в этой закрытой от всего мира стране было нужно ей копить эти, казалось бы, бесполезные знания? Жиль не верил своим глазам и своим ушам: