Ясное осознание того, что Церковь не может основывать свою жизнедеятельность на переменчивых понятиях нашего разума, заставляло еще первых христиан искать Божественные указания для благочестивой и правильной организации собственного бытия. Это было тем более естественно, что общины христиан создавались Апостолами, сохранившими в непогрешимости учение, данное им непосредственно Христом, и которые сами в значительнейшей степени демонстрировали братьям и сестрам по вере образец того, как нужно жить, строить отношения и в общине, и с властями, совершать богослужение, причащаться Святых Даров и многому другому.
Церковь не только потому Апостольская, что в дальнейшем ее епископат был признан преемником первых учеников Христа, а еще и по той причине, что сами Апостолы стали примером для подражания. И Апостольские правила, тщательно собранные в течение нескольких веков всей Кафолической Церковью в единый сборник, окончательно реципированные лишь в 691 г. на Трулльском соборе, легли в основу жизни первых христиан. Разумеется, с еще большим вниманием и почтением христианские общины относились к текстам четырех Евангелий и словам Спасителя, содержащихся в них.
Обращаться к Писанию для разрешения тех или иных текущих проблем для многих из них более чем привычно, т.к. первые христианские общины в Иерусалиме состояли в массе своей из иудеев, чье тысячелетнее сознание покоилось на Законе Моисея, провозглашенного их народу Богом на Синайской горе. То есть, на божественных правилах.
Не все, однако, христиане считали их незыблемыми. Многим казалось, что в отличие от Нового Завета, данного человеку как путь к спасению и освобождению от греха, правила Ветхого Завета – это иго, наложенное на иудеев в наказание за поклонение золотому тельцу. Однако даже противники иудейского благочестия полагали, что и в Законе Моисея, поскольку он имеет своим источником Божественное Откровение, сокрыта тайная истина, которая недоступна иудеям, но каковую им самим следует познать2. Ведь, положенная на Заповеди Христа, она тоже спасает человека: «Испытайте Писания, в которых вы думаете иметь вечную жизнь: они свидетельствуют о Мне» (Ин. 5:39, 40)3.
Впрочем, и римляне-язычники, чьей Империи христиане являлись гражданами, исповедали jusnaturae, «естественный закон», «закон природы», данный человеку для разумного основания государства, как некая высшая и внешняя, «объективная реальность», независимая от него сила4.
Как иудеи ссылались на десять «Заповедей», «Числа», «Левит», и «Второзаконие», так и христиане повторяли заповеди Спасителя, Его наставления и слова Апостолов. Не случайно, в канонах Вселенских Соборов и определениях Святых Отцов и Учителей Церкви зачастую присутствуют ссылки на Священное Писание. «Во вдовстве имеющая власть в самой себе, – говорится в 41 правиле св. Василия Великого, – может сочетатися неповинно, аще нет никого, разлучающего сие сожитие. Ибо Апостол рек: аще умрет муж, свободна есть, за него же хощет, посягнути, точию о Господе (Рим. 7:2; 1 Кор.7:39)». Тем более это характерно для толкований древних правил, подготовленных древними канонистами. Например, при разъяснении 1 Апостольского правила о рукоположении епископа они любили приводить ссылки на 4 Книгу Царств: «И поставил священник надзирателей («епископов») в доме Господнем» (4 Цар.11:18)5.
С течение лет эта традиция все более укреплялась. Однако в 1140 г. «Декрет Грациана» совершил настоящую революцию в каноническом праве, признав всю совокупность правил и заповедей Священного Писания правом особого рода (suigeneris), т.е. действующим помимо воли и желания человека, заповеданным ему Самим Христом jusdivinumpositivum – «божественным позитивным правом». Именно из него, заявил первый кодификатор канонического права, а не из какого-либо иного источника, непосредственно рождаются канонические правила. Оно же подлежит непосредственному, прямому применению6.
Если не касаться методологических проблем, а сконцентрировать внимание главным образом на социально-политических причинах этой реформы, то нельзя не признать, что этот шаг был единственно возможным для Римо-католической церкви, обусловленный внутренней логикой ее исторического развития. Таким способом, в первую очередь, она дистанцировалась от Византии, императоры которой систематически вмешивались в ее внутренние дела и компетенцию – папы не забыли, что многократно василевсы отбирали некогда принадлежавшие Западной церкви провинции и передавали их в духовное управление Константинопольским патриархам, иерархическое возвышение которого также было следствием политики Восточных царей.
Помимо этого, Римские епископы, не менее тяготившиеся зависимостью от государей Западной империи, могли в ходе принципиальных споров с королевской властью отвечать, что есть «право человеческое» (jushumanum), «право князей», «обычное право», «естественное право», а есть еще и «право божественное» (jusdivinum), как свод конкретных норм позитивного, т.е. действующего помимо воли и желания людей права, данного Самим Богом7.
С учетом того, что уже с древних лет Римские епископы полагали себя единственным источником канонического законотворчества (хотя в действительности папы нередко разделяли эту власть с остальным епископатом и Соборами), и толкование Священного Писания, по их мнению, явно не входило в прерогативы германских императоров и королей – вчерашних язычников и сегодняшних неофитов, вход светских правителей в эту сферы деятельности Церкви был надежно заказан. По крайне мере, с «научной» точки зрения. И потому папы могли с чистым сердцем писать диктовать клирикам Западной церкви: «Императорские постановления не должны использоваться в каком-либо церковном споре, поскольку они в ряде случаев противоречат Евангельским или каноническим санкциям. Императорские постановления не выше постановлений Бога, но ниже их. Церковные законы не могут отменяться каким-либо императорским суждением»8.
Правда, Грациан (?-1159) помимо «божественного права» доказывал существование еще и «естественного закона», полагая что тот также имеет своим источником Бога, хотя одновременно запечатлен в совести и разуме людей. Поэтому, каноническое право хотя и является производным от
