Министру внутренних дел.
Лично.
ЗАЯВЛЕНИЕ
Довожу до вашего сведения ставшие известными мне факты и прошу принять меры по существу моего заявления.
Я проживаю в городе-герое Санкт-Петербурге, в отдельной квартире, вместе с женой, тещей и восьмилетним сыном. 26 января сего года я отмечал свое тридцатилетие. После празднования я с женой и двумя своими товарищами по двору вышел подышать свежим воздухом и пройтись по проспекту Стачек. Было это около двадцати трех часов. Мирно беседуя, мы шли по улице, никого не трогая и ни к кому не приставая. Вдруг из остановившейся «иномарки» с тонированными стеклами, номер которой я не запомнил, выскочили трое парней в кожаных куртках и зверски избили меня и моих друзей, не назвав при этом каких-либо причин. Затем меня бесцеремонно затолкали в машину и повезли на мою квартиру, адрес которой, как оказалось, парням известен. Дома, в присутствии ребенка и тещи они оскорбляли меня нецензурной бранью, подчеркивая мое рабочее происхождение, а если конкретно, обзывали козлом. После этого один из них начал осматривать квартиру и оценивать мое имущество – мебель, телевизор, видеомагнитофон и вес остальное. При этом он приговаривал, что все этой пойдет в уплату какого-то долга, о котором я лично не имею ни малейшего понятия.
В конце концов, достаточно наиздевавшись, они ушли, пригрозив напоследок, что еще вернутся. На другой день мне позвонил мужчина и, представившись работником милиции, в грубой форме потребовал явиться в 85 отделение милиции. Я, как законопослушный гражданин, подчинился требованию.
В отделении оперуполномоченный уголовного розыска по фамилии, кажется, Соловьев завел меня в свой кабинет. Так и не объяснив цели вызова, он стал запугивать меня тюрьмой, зоной и просто расправой. Все его угрозы сводились к тому, что я должен написать расписку на 400 000 (четыреста тысяч) рублей, что я обязуюсь отдать ему наличными вышеуказанную сумму. Во время разговора в кабинет зашел один из парней, избивших меня и моих друзей накануне. Он передал Соловьеву конверт, сквозь который, как я успел заметить, про– свечивал характерный рисунок долларовых банкнот. (Полагаю, это была взятка.) Соловьев положил конверт в ящик стола, где уже лежало несколько таких конвертов. Затем он произнес: «Как в прошлый раз». Парень в ответ кивнул и вышел. Подозреваю, что Соловьев получает деньги за то, что предоставляет бандитам необходимую им информацию.
Будучи чрезвычайно напуган угрозами о расправе, а также беспокоясь за свою семью, я вынужден был написать расписку, которую он от меня требовал, после чего меня отпустили домой.
Ставя вас в известность о случившемся со мной, я убедительно прошу принять самые решительные меры по отношению к окопавшимся в рядах нашей славной милиции бандитским прихвостням, наживающимся на простых людях, вроде меня, и изобличить банду вымогателей во главе с Соловьевым, работающим под личиной оперуполномоченного 85 отделения милиции. Также прошу аннулировать расписку на 400 000 (четыреста тысяч) рублей, как написанную мной под угрозой расправы.
В заключение сообщаю приметы Соловьева: на вид – около 25 лет, низенького роста, плотного телосложения, имеет лобные залысины, глаза – хитрые. Одет в пиджак кирпичного цвета с потертыми локтями. На шее – широкий короткий галстук в полоску. Других примет не помню. Примет парней, избивших меня и моих друзей также, к сожалению, не помню.
Надеюсь на помощь и сочувствие. С глубоким уважением приемщик стеклотары магазина ј 105, простой рабочий человек Чернохвостов Петр Сергеевич.
Число. Подпись.
Резолюция: Начальнику ГУВД г. Санкт-Петербурга. Срочно проверить указанные в заялении факты и принять меры!
Зам министра внутренних дел Иванов.
Подпись.
Резолюция: Начальнику отдела внутренних расследований при ГУВД г. Санкт-Петербурга. Прошу исполнить и доложить.
Начальник ГУВД г. Санкт-Петербурга Комаров.
Подпись.
– Леночка, милочка. Ты не польешь настурцию? А то вянет же. Я лежу все время, никак не могу, когда надо, полить.
– Конечно, Мария Александровна.
– Ковшик на кухне.
– Я знаю, не волнуйтесь.
Девушка поднялась со стула, сходила на кухню, принесла воды и полила цветок.
– Спасибо, Леночка. Ты теперь во вторник придешь?
– Да.
– А пораньше не заглянешь? Ну, хотя бы в воскресенье?
– Не могу, Мария Александровна. Сессия скоро, готовиться надо. Да и уколы надо делать строго по расписанию. Но если плохо будет, звоните, телефон есть.
– А ты ко мне просто так не заглянешь, а? Посидели б, чайку выпили… Мне скучно одной, тем более все время лежать приходиться.
– Зайду, конечно. Вот с «хвостами» разберусь и загляну.
–Хорошая ты девушка, добрая. Не то что другие – придут, укол сделают и уходят. Думают, сами старыми никогда не станут. Хотя я в молодости тоже так думала, был грех.
– Да вы, Марь Александровна, еще не старуха.
– Старуха, не старуха, а восьмой десяток уж.
– Ничего, еще нас переживете, – приободрила старушку Леночка.
– Ты мне во вторник занавесочки новые не повесишь? К празднику. А то пылятся уж полгода как. Мне сестра-покойница подарила, когда еще жива была. Они поярче, все повеселей будет.
– Хорошо, повешу. Вы извините, Мария Александровна, мне пора. За сегодня еще троих больных посетить надо.
– Конечно, конечно. Ступай с Богом. Не забудь, проведай старуху. Ты в Бога-то, наверно, не веришь? А я вот верю. Чувствую Господа. Вот ты с душой ко мне, мне и легче. Вон, Наталья, без души женщина, так мне после ее уколов только хуже становится. А от твоих так хорошо. Я сплю, как девочка трехлетняя. И сны такие чарующие. Все время летаю, словно в детстве… А все почему? Потому что ты с душой человек, вот Господь твою душу мне и передает. Ты не смейся над моей болтовней.
– Я не смеюсь, Мария Александровна, – ответила Леночка, собирая в небольшую медицинскую сумочку шприцы и лекарства. – Я понимаю.
– Ну, ступай, голубушка. Дверь на собачку поставь, замок сам захлопнется. Ну, ты знаешь.
– У вас продукты-то есть еще?
– Есть, есть. Соседка хлебца купит да молока. Мне много и не надо.
Леночка вышла в прихожую, надела пальто, подошла к старому зеркалу, висевшему на стене, и стала поправлять загнувшийся меховой воротник. Потом она надела вязаную шапочку и еще раз погляделась в зеркало.
Там отразилось молодое симпатичное женское личико с пухлыми губками и длинной черной челкой. Но если б зеркало могло снять с лица эту маску и отразить душу медсестры, то вместо красивой мордашки в нем бы проявился оскал смерти…
