Телевизор произнес сердитым голосом:
– Ушкин, ты что, новости смотреть не хочешь?
– Хочу, – отозвался я. – Только доем и приду.
Телевизор немного помолчал, затем возразил:
– Потом доешь.
– Потом остынет.
– Не пойдешь меня смотреть, сообщу. Ты меня знаешь.
Я проклял его последними словами, вышел из кухни в комнату к этому ящику.
В самом деле начинались последние известия.
Сначала международные новости: наши оставили Томск, но взяли почти весь Симферополь. Жуткая резня белых в ЮАР.
Вел программу экстрасенс Калюженко. Парфен Калюженко. Он все время пялил глаза, чтобы я не заснул. Я был не такой голодный, чтобы спать. И не такой сытый. В самый раз для телевизора. Потом показали, как жгут ведьму на Сахалине. Их там много развелось от радиоактивной воды. Ведьма сопротивлялась и предлагала себя в рабыни всем желающим. Но больше оказалось желающих поглядеть на ее агонию. Я обернулся к Василию. Василий не смотрел на экран. А там показывали чудо-ребенка, который испепелял взглядом всех желающих. Желающих не нашлось – привезли заросшего бородой седого демократа из тюрьмы, и ребенок его удачно испепелил. Потом пошли внутренние новости: конференция телепатов, которые молчали – обменивались неслышной информацией. Диктор тоже не знал, о чем они говорят. Потом показали дискуссию двух прорицателей, первый обещал землетрясение в Москве шестого сентября, а второй – извержение вулкана на Тверской примерно к концу июля. Мне стало жалко Тверскую. Потом показали, что делать со скептиком, если попадется в руки. Оказывается, сначала надо отрубить ему правую руку, потом левую, а если он не будет сопротивляться, то и голову. В студию привели скептика – внучатого племянника какого-то атеиста – и стали отрубать ему правую руку. Племянник, совсем еще юный, бился и вопил. Все хлопали в ладоши. В конце показали новости культуры. Премьеру телевизионного театра миниатюр «Сон в летнюю ночь». Там плясали сильфиды, обнаженные, но, как требуют приличия, в чадрах. В конце астрологи супруги Догробы дали прогноз погоды и жизни на завтрашний день. Они объяснили мне, что до десяти тридцати я не должен надевать носки, желательно идти на службу босиком, но не замочить левую пятку. В двенадцать двадцать меня ждет неблагоприятная встреча, от которой я должен спрятаться под столом, домой мне следует возвращаться ползком и ничего не есть на ужин. Мне показалось, что Василий вздохнул, хотя этого быть не могло. Мне очень хотелось выключить телевизор, но он не дался – отъехал в дальний угол и бил меня маленькими голубыми молниями. Так что мне пришлось смотреть на пиршество вампиров, которые господствуют на второй общероссийской программе. Сначала они всем племенем сосали кровь у хорошенькой дикторши, пока ее не погубили, а затем перешли на малышей из капеллы мальчиков.
Только я обрадовался, что передача кончается, как телевизор сам переключился на московскую программу и известный колдун начал рассказывать, как избавиться от тещи, не оставляя следов, а затем другой такой же демонстрировал приготовление приворотного зелья из разных трав и пресмыкающихся.
После учебного часа началась комедия из жизни нечисти, телевизор стал сам по себе сыто похохатывать и забыл обо мне. Я отступил от экрана и тут-то услышал, как кто-то скребется в дверь.
Давно никто не скребся ко мне в дверь, с тех пор, как меня покинула графиня Нечипоренок. Я подошел на цыпочках к двери. Там продолжали скрестись и постукивать.
Я подумал, что это может быть нечистая сила, сбежавшая с экрана. Теперь ее немало и в городе.
С тех пор как кончилась бумага для газет и книжек, как закрылись за ненадобностью школы, а за нехваткой электроэнергии театры и филармонии, вся сила перешла в руки телевидения. Мне еще повезло – у меня телевизор попался старый, ленивый, увлекающийся. Он разрешал мне спать и даже выключался, пока я ужинаю или завтракаю. У других телевизоры новенькие, шустрые и ужасно строгие. Ни на секунду не дают себя выключить. А если выключишь – бьют током…
Я подошел вплотную к двери и спросил шепотом:
– Кто там?
– Это я, – прошелестело в замочную скважину. – Откройте и впустите. Мне опасно оставаться на лестнице. Могут увидеть.
– А не врете?
– Честное слово.
Я приоткрыл дверь. В дверь вполз человек, накрытый серым одеялом. Сразу и не догадаешься, что человек. Сразу решишь, что ползет одеяло – мало ли зачем ему надо ползти. Теперь по улицам кто только не ползает. Все равно жрать нечего.
– Заходите, – сказал я, потому что хорошо воспитан. Мою маму сожгли на костре за то, что не хотела летать на шабаш, всего шесть лет назад, и я не успел забыть все, чему она меня учила.
– Нельзя. Я не хочу, чтобы он меня увидел, – прошептал в ответ мой гость. – Вы лучше пойдите и включите его на полную громкость. Тогда он нас не услышит.
Я пошел, включил телевизор на полную громкость. Теперь он нас не услышал бы, даже если бы мы стали кричать.
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru