– Лицо умнее сделай… Еще. Нет, это уже перебор. Будь естественен. Возьми что-нибудь. Авторучку или лупу. И не пялься на меня.
– Слушай, папарацци, ты утомил. Я не фотомодель.
– Успокойся, я тоже не фотограф. Давай.
Дукалис взял со стола огромную лупу, поднес ее к правому глазу, наклонился к пустому столу.
– Стоп. Не годится. Цитата в кадр попадает. Я-то Конфуция уважаю, но народ может не так понять.
Кивинов опустил цифровик-мыльницу и кивнул на плакатик, разбавлявший пустую стену. «Трудно собирать выбитые зубы сломанными руками, особенно когда в глазах темно. Конфуций».
– Мы создаем исключительно положительный образ российского милиционера, а Конфуций в данную концепцию совершенно не укладывается. Хорошо б туда что-нибудь из «Дяди Степы» повесить.
– У себя вешай.
Репортер криминальной хроники сместился в сторону, сменив ракурс, навел на Анатолия Валентиновича объектив и запечатлел мизансцену «Начальник уголовного розыска ищет улики, не сходя с рабочего места». На пустом столе.
– Ничего вышло, натурально. Словно живой. – Кивинов развернул экранчик фотоаппарата и продемонстрировал Анатолию Валентиновичу снимок. – Еще парочку сделаем, и полоса готова.
Дукалис мрачно кивнул. Он не любил светить свою физиономию в средствах массовой информации и, будь на месте Кивинова другой корреспондент, завернул бы его в простонародной форме. Хрен его знает, где такая реклама икнется? Начнешь корчить из себя джентльмена в благородном обществе ранее судимого элемента, а тебе газету под нос – гражданин начальник, зачем вы делаете из нас болванов? И оправдывайся потом, что не я это, а брат-близнец. Или клон. Если успеешь оправдаться. Но бывшему напарнику, год назад оставившему милицейскую практику, отказать не смог. Тот вцепился крючковатыми пальцами в горло, заканючив, что у него горит материал ко Дню милиции. А бросать друга на съедение главного редактора не в правилах настоящих Дукалисов.
Кивинов предполагал сделать материал о буднях скромного шефа криминальной милиции обычного отдела милиции. И снабдить текст веселыми картинками – начальник на службе, начальник в кругу семьи, начальник на отдыхе. Должность эту Толик с честью занимал третий месяц, после ухода прежнего шефа – Олега Георгиевича Соловца – на повышение. С семьей Анатолий фотографироваться наотрез отказался – случись что, и семье достанется. В рабочем кабинете запечатлеть свою персону, так и быть, позволил. «Анатолий Валентинович Дукалис изучает книгу происшествий». «Поливает цветы». «Пьет пиво с собственным корреспондентом газеты». (Стереть!)
Но унылых видов одного рабочего кабинета для раскрытия образа героя статьи репортеру не хватало. Хотелось вырваться в бурлящую действительность, на какое-нибудь убийство, на худой конец налет, запечатлеть боевого друга на месте настоящего происшествия с пистолетом наперевес. Редактору нравились живые, а не бездушные постановочные снимки. К сожалению, ни убийства, ни налета не подвернулось.
Подвернулся обыск. Тоже, в общем, жизнь, хотя и не романтическая. Обыск планировалось провести у одного квартирного мошенника, несколько часов назад отправленного следователем в изолятор временного содержания. Уезжая, следователь оставил Анатолию Валентиновичу пару постановлений. Одно для шмона в квартире задержанного, второе в загородном доме. В квартиру отправился опер Миша Петров, на дачку пришлось ехать самому Дукалису. Личный состав уголовного розыска 85 отдела милиции вот уже три месяца насчитывал двух человек, включая начальника. Обыска не были формальным следственным мероприятием, стажера или участкового на них не отправишь. Жулик мог припрятать документы о своих прошлых квартирных прохиндействах или нажитые незаконным путем ценности и деньги. Когда Толик прикидывал, на чем добраться до Стрельны[1], где располагался особнячок, в кабинет ввалился репортер Кивинов с двумя банками «Балтики» в одной руке, цифровым фотоаппаратом в другой и подлой улыбкой на помятой роже.
«Отлично! – узнав про обыска, воскликнул репортер. – Поедем вместе! Тем более, я на тачке. Могу заодно понятым быть! Но сначала пара снимков в служебном кабинете».
Аргумент с машиной был основным. Кивинов делает репортаж про Анатолия Валентиновича, взамен отвозит его в Стрельну и обратно.
Через полчаса приятели неслись в кивиновской «восьмерке» по вечно сырым улицам Питера в направлении упомянутого пригорода, славного Константиновским дворцом, периодически собирающим под своей крышей международную тусовочную братию самого высокого уровня.
– Твоя тачка? – поинтересовался Толик, когда машина отчалила от причала.
– А то.
– Неплохо репортеры живут. За сколько взял?
– Пара заказных статей накануне выборов.
– Неужели?
– Не так и много, кстати.
– То есть продаешься потихоньку?
– А как иначе? Все мы немножко оборотни.
На самом деле машину Кивинов взял напрокат у Стаса Болдина, бильдредактора газеты, отвечающего за картинки. У фотографа выклянчил камеру, заявив последнему, что запечатлеет героя сам. Пара сотен за снимки не помешает. Фотограф со скрипом дал. О материале для будущей статьи автор беспокоился не очень. Десять лет по соседним кабинетам с героем – фактуры на пятнадцать статей хватит, можно и интервью не брать. На полчаса работы.
По дороге трепались о текущем. Толик, по обыкновению, удручающим тоном воспевал бардак и безнадегу:
– Весело живем, Андрюха. Можно даже сказать, прекрасно. В прошлый вторник Петрову в подворотне зубы выбили.
– Мафия?
– Какая, в жопу, мафия… Четыре переростка контуженых. Ни одному шестнадцати нет. На бутылку не хватало, решили мужичка опустить. Тут Мишка с дежурства идет. Полночь, народу мало. Проводили до арки и трубой по зубам. Два передних как ветром сдуло. Хорошо, Мишка крепкий, не вырубился. Пушку достал, одного верзилу скрутил, в отдел приволок. Тот остальных сдал. Предки прилетели – помилуйте, помилуйте, недоглядели за сорванцами. По совести, конечно, всю компанию в колпинскую колонию б отправить, но, с другой стороны – зубы вставить сотни три баксов стоит. Кто их Мишке даст? Новый министр? Ага, на всю челюсть. Короче, скинулись предки на новые зубы и забрали своих чад недоразвитых. Это, вообще, нормально? Менту выбивают зубы, а затем откупаются этими же зубами и спокойно отваливают. Уйду, уйду, на фиг.
