Алексей Козлов - Чернилами добра и зла

Чернилами добра и зла
Название: Чернилами добра и зла
Автор:
Жанр: Современная русская литература
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Чернилами добра и зла"

«…И он, овладевая мною, Мою испытывает власть. Он пишет Богом, Сатаною, Чернилами добра и зла…» Новая книга стихов Алексея Козлова 2017 года построена на смысловых контрастах, как документальная фотография на игре света и тени: в маленьком мире повседневности угадывается величие одинокого сердца, а мысль поэта развенчивает мифы прошлого и настоящего.

Бесплатно читать онлайн Чернилами добра и зла


Дизайнер обложки Маргарита Пальшина


© Алексей Козлов, 2018

© Маргарита Пальшина, дизайн обложки, 2018


ISBN 978-5-4490-3101-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

La Milonga Del Angel

Банденеон, ты сердце жжёшь!
Оно,
Как мех твой, дышит медленным надрывом,
И тот, в котором терпкое вино
Не прижилось в бутылочном Мадриде.
Нам не нырнуть под злые этажи
За лавкой букиниста у таверны,
Чьи высоки и схожи стеллажи
С изданиями вин всех лет, наверно.
Банденеон, ты тронул ноту-нерв,
Что тянешь стоном и не отпускаешь,
Где летом выпадает тот же снег,
Что бел зимой в предгориях Монкайо.
Здесь женщины красивы и крепки,
Жадны́ их губы, утончённы станы,
А груди и круглы, и высоки,
Но их не пригласить ещё на танго.
Мигель, давай научим их тому,
Что плачет ностальгией по корриде.
Дай руку мне, партнёру твоему,
Кто тоже жил отверженным Мадрида.

Resume

Темнота наказанием,
Выключением телика.
Игры дворика заднего,
Хулиганство, но мелкое.
Интересы к подробностям
И деталям у девочек,
Нагловатые робости
И к запискам доверчивость.
Прыщеватость при стройности
И гантели отцовские,
А с гитарой расстроенной
Хрипотца под Высоцкого.
Чаепитья досужие,
Рассужденья о женщинах,
Килограммы ненужные
Без прыщей и брожения.
На лекарствах гадание,
Ожиданье без выбора —
Темноты ожидание,
Немоты телевизора.

А пилигрим идёт в поля

От фонаря до фонаря,
Не заносясь на поворотах,
Стареет.
Поступь сентября
В шагах из жёлтых дней коротких
Уже не та…
Электросвет
Пройдён, а стали путеводны
И ближний свет, что – из-под век,
И дальний – Млечный Путь свободы.
Заборы, крепостной стены
Прочнее, проплывают мимо,
Что не страшны, а в крепостных
За ними – зависть к пилигриму
Неполноценных горемык,
Чьи огражденья полноценны.
Затвор ружья в ночи гремит,
Звенят «Эй, проходи!» и цепи
Ещё не спущенных собак,
Что друг от друга сатанеют;
Шаги, молчание и мрак —
От этого ещё страшнее.
«Что он там бродит по ночам,
Куда идёт, стирая обувь?»
Остёр обломок кирпича,
От страха разум туп, как обух.
А пилигрим идёт в поля
Уснуть отщебетавшей птицей —
В полях ещё тепла земля,
На мостовых уже не спится.

Айвазовский и осень

Как море – небо.
Холст «Девятый вал»
Был словно перевёрнут влажной тряпкой.
Я на обломке мачты узнавал
В глазах матросов собственную хлябкость.
И прогибали руки провода…
А может, те нагрузкою амперной —
Баржой влекли питанье городам,
Как бурлаки по Волге вверх, и, верно,
Устали, от столба тащась к столбу.
Столбы, торча распятиями сосен,
Напоминали мачты и судьбу
Рабов, восставших на Сенат и осень.
И почва с перелеском на груди
Едва дыша, лежала неподвижно
В сентябрьский день со звоном впереди,
Который я со школы ненавижу.

Актёру

«О времена, о нравы!»,
«Справедливость,
К тебе взываю!»
Может быть, она
И снизойдёт, но, поглядев гадливо,
Отправится в иные времена.
Поменьше патетического, друг мой,
Когда кричишь в кухонное окно.
Ты на груди заламываешь руки?
Так жди, что их заломят за спиной.

Аляска

Водимы тропами познанья,
Грузили всякий мусор в память,
Корабль гудел без нас в тумане,
Застывший, как ослепший мамонт.
Японцы камерами «Sony»,
По весу равными владельцам,
Снимали…
Hа японцев солнце,
Ещё не снятое, глядело.
Задами к фотоаппаратам
Медведи с животами лосей,
Природе собственной не рады,
Давились ручьевым лососем.
В харчевнях погибали крабы,
Размером больше, чем кастрюли,
В круизах редкие, арабы
Блюдя халяль, глотали слюни.
Порой хвосты китов взлетали,
Пугая белогрудых чаек,
А ели межконтинентально,
В зенит нацелены, торчали.
Не первый век в церковном срубе
Отец, упитан и осанист,
Благодарил от мiра трубно
За благожребье Александрa.

Анархистке

Её любили Огюст Роден

и батька Нестор Махно.

Когда в паху слегка тесны
Те галифе, в которых власть,
Тогда в любовниках – штаны,
А ты – любовница седла.
Глазами бюст ласкал Огюст,
А Нестор лапал мрамор плеч,
Блатные вкладывали грусть
В жаргон под семиструнки речь.
И «Мурку» знала вся страна,
Приблатнена во времена,
Когда не помнила струна
Политбюро по именам.
А нынче вор вошёл в закон
И носит грамотный пиджак,
И учится приличьям он,
Чтоб в правой нож над beef держать.
Твой бюст – в земле, но мрамор цел,
Роденом врезанный в Париж.
Могла возвыситься в резце,
Но опустилась в главари.
Анархия сама собой
Истлела персями Марусь.
Пришла монархия жлобов.
Она сгниёт, оставив Русь.

Антиподы

Во времени разведены —
Как дети, по своим домам в пространстве,
По краскам взрослых сказок, иллюстраций,
Где верх одним есть антиниз,
Но те же страхи,
И тот же воск, а свет свечи
Везде блюдёт одну и ту же скорость,
Число перстов в кресте и и́конопись
Иные, как на Пасху куличи,
Но та же совесть.
В антиземле колокола
Звенят, подобно чашам поминальным —
И те, и те о славе и печали,
Добра желая, а не зла,
Но «антиально».
В антимирах растёт трава
Где вниз, где вверх, а там и там – всё травы,
Но те же люди правы и неправы,
А серп и молот в головах
Наносят травмы.
Земле бы плоскость утюга —
На ней одни восходы, и закаты,
И вера одинаковостью как-то
Всем уровняли бы рога
И предикаты.
Но, слава Богу, та кругла,
С тем «где», куда нельзя прямой наводкой,
Там всё наоборот, но та же водка,
Слова молитв, колокола
И идиотство.

Архив

Там этажи и стеллажи,
Не кровь, а пыль на старых ранах,
И все дела под номерами,
А каждый номер – чья-то жизнь,
Страницы пыток, а потом —
Признаний, смерть по протоколу,
Жена за проволокой колкой,
Ребёнок, отданный в детдом.
Там этажи и стеллажи,
Они всё ждут, и будут рады
Порассказать такую правду…
Что оскорбительнее лжи,
Историкам, а не братве
С похмельной памятью короткой —
До пузыря вчерашней водки.
Братве ли помнить о родстве?
А сам я откажусь читать —
Не врач, и не привычен к боли
Чужой.
Мне и своей довольно
К семейным горестным счетам;
К ним желваки – как кулаки,
И судорога стонет в горле,
Но память может быть и гордой,
Не местью могут быть стихи.
Когда палач из подлецов
Пытает палачей содома,
Мой стих – о сиротах детдома
Коммунистических отцов.

Без ветра пруд

Без ветра пруд, что – зеркало всему
Материальному, материалистичен,
Как лист фольги.
Ни сердцу, ни уму —
Пейзаж красив, добротен, но обычен.
По отраженьям можно распознать
Черты погоды, различить деревья
По листьям, словно глядя из окна
Во двор, где с детворой взрослеет время.
Но стоит ветру, что дремал в траве,
Подняться и одушевить картину,
Как всё меняется, включая свет,
Что был потушен, следуя рутине.
Всё тот же пруд, но рыбы не видны —
Уже не гладь, а мятая фольга, и
Будто призрак тайной глубины
Оставил дно и служит амальгамой.
И не узнать – кто по траве спешит,
Лишь можно наблюдать его движенья,
Подобные движениям души,
Во внематериальном выраженье.

Без документов

и без страха

Царю в глуби, а не придонно —
Придонно устрицы царят.
В глуби той – голубиный дом мне,
Где гости – стайки субмарят.
Порою на поверхность-крышу
Ступает в полночи нога,
Танцую с ветром, звёзды слышу

С этой книгой читают
Сборник стихов Алексея Козлова, 2015 года рождения. Искренний и беспристрастный отчёт перед самим собой и перед читателем: мысли и чувства, ускользающее время и ценности, которые ему неподвластны, знакомая каждому повседневность и взгляд, устремленный в небо. Ироничные и серьёзные, философские и лиричные стихи Алексея Козлова – как искусно связанная шаль из мыслей и слов, и «ничего нет теплее на плечи, чем простые стихи о любви». Время – это памя
Мальчик, юноша, молодой человек и зрелый мужчина являются героями историй, вошедших в данный сборник. Каждый из них со своими страстями, страхами и переживаниями предстаёт в отражении времени, которое в рассказах меняется от конца пятидесятых до сегодняшнего дня. «Кто ж их не любит?!» – говорит о женщинах герой рассказа «Ничья». И с ним, разумеется, не поспоришь. Однако на глубокое, обжигающее душу чувство способен не каждый. И тем оно ценнее, ко
«Литературные страницы» – серия не тематических сборников. Акулы пера и первые пробы пера. Поэты и прозаики. Знаете, на что это похоже? Квартирник, где собрались авторы и ведут неспешный разговор обо всём на свете: погода, политика, мечты, любовь. Спокойная уютная обстановка располагает к тому, чтобы завернувшись в плед, обхватив ладонями кружку с душистым чаем, сесть вечером и читать, читать, читать, открывая для себя новые имена и произведения.
В книге автор талантливо и живо рассказывает о своих ранних годах, о том, как жилось в советском Узбекистане 60-70-х годов прошлого века еврейскому мальчику и его родным. «Старый Город»… «Землетрясение»…«Кошерные куры»…«Текинский ковёр и другие сокровища»… «Веселая ночь под урючиной» – уже сами названия глав, пробуждают интерес. И, действительно, каждая из них переносит нас в мир ребенка, полный открытий и событий. Дает почувствовать атмосферу, в
Рассказ в жанре "реалити" повествует о приключениях молодой влюбленной женщины, случившихся с нею под Рождество. Данное произведение современной прозы принадлежит перу автора, более известного широкой публике в качестве популярной петербургской поэтессы, автора стихотворения "Скажите, Вы когда-нибудь любили?", и вполне может оказаться частью лирического романа.
Без знания того, как и для чего задумывалась Первая мировая война, как она начиналась, продолжалась и закончилась, нельзя понять то, что происходит в мире сегодня. При этом политическая история Первой мировой интересна и поучительна сама по себе.Сергей Кремлёв восстанавливает тайную подоплёку происходившего на глазах сотен миллионов людей, и показывает – какие силы двигали миром накануне XX-го века и в его начале, почему произошла Первая мировая
Османская империя, ХVI век. По мусульманским поверьям рождение двойни – плохой знак, и второй ребенок – дитя шайтана. Поэтому султан узнал только об одной из дочерей, а маленькая Орыся стала сокровенной тайной прекрасной Роксоланы. Сестры росли во дворце и часто менялись ролями, чудом избегая разоблачения. Однажды они обнаружили в заброшенной башне пленников – молодых и пригожих Тараса и Ежи. Впервые в жизни девушки влюбились и, чтобы быть вместе
Невероятная история про самого нестандартного сыщика всего животного мира – Детектива Кота!В самый обычный день на всех зверей напала страшная беда, что обратила весь народ поддаться панике и страху. В момент отчаяния животный народ вынужден обратиться за помощью к прославленному Детективу Коту.
Работая социоником, автор столкнулся с тем, что хороших книг с подробным описанием социанических типов практически нет. Поэтому невозможно было направить клиента к достоверному источнику, где бы он мог ознакомиться с полной информацией о своем ТИМе. Как следствие, для автоматизации процессов автор решил создать 16 книг, где в каждой описывается один соционический тип. Данная книга посвящена типу «Гюго». Она одинаково подойдет, как для опытных соц