Снова что-то грохнуло. Эхо разнеслось по скалам.
– Чтоб… – Васнецов вздрогнул, весь сжался, даже закусил губу, но козырек виртреальности не сдернул с лица.
– Спокойно. – Некрасов положил руку ему на плечо, – Работай, работай…
Они – два наблюдателя, одетые в красно-белые комбинезоны легкого класса защищенности, стояли на краю тектонического разлома.
– Дай пульт!
Некрасов без вопросов отстегнул джойстик с треноги приемника-усилителя сигнала. Дал прямо в руку. Васнецов тут же схватился за него, немного расслабил скулы.
Раздался глухой стук камней, затем хлопок, плиты под ногами завибрировали. Некрасов обернулся назад, на звуки, и увидел, как расползается по белой долине густое черно-серое облако клубящейся пыли и пепла.
– М-м-да… – пожевал несуществующую жвачку Некрасов, прищурился слегка: «Придется брать выше десяти. Пора бы лететь, иначе-таки зацепим эту пылищу. По направлению идет. Догоним…».
– Нашел. Вижу. Данные собрал. – вдруг сказал Васнецов. – Разлом по коре у ядра расширяется. Температура – предел. Сигнал прерывается, дальше только передвигать всю систему передатчиков вперед, вниз…
Некрасов накинул козырек экрана на лицо и включил. Тут же возникла картинка: в свете ярких фонарей разведдиска узкий проём, свисающие и растущие снизу сталактиты-сталагмиты… А чуть дальше, в дымке газов пышущее жаром и желто-красным светом чрево ада. Справа от трансляции сменялась друг за другом череда собирающегося материала, нервничал круг загрузки. Индикатор связи испуганно мигал.
– Он оглох. Слышит с задержкой. – Васнецов легонько дернул ручку. Диск и не подумал сдвинуться.
Вдруг в коридоре что-то страшно завыло, надсадно просвистело и ухнуло куда-то вниз. Некрасов нагнулся, присел… Не сразу понял, что это не в трансляции, а здесь, в реальности на плато. Быстро поднял козырек и выдохнул. Прямо над их головами, в двухстах метрах медленно плыл черный след дымки…
– Ох ты ж блин… – Некрасов поднялся и с уважением поглядел на Васнецова, не оторвавшегося ни на секунду от управления. «Крепок, Леха! Но… И не узнал бы, от чего вдруг погиб… ЧП на Троигенде».
Выдохнул.
– Данные все собрал?
– Да. Сегодня дальше не продвинуться точно.
– Отлично. – Некрасов от нетерпения даже обошел товарища по кругу, – Тогда всё, дружище, собирай вешки, возвращай диск и взлетаем!
– Разворачиваюсь… – протянул Васнецов, сжимая пожелтевшими пальцами пульт, – Черт, сигнал!
– Мд-а… – сплюнул на плиту Некрасов. Плевок в ответ зашипел и испарился. Некрасов удивленно уставился на серую, гладкую, плиту… «Турецкая баня, мать её за ногу, а не…» – оглянулся назад и затих. Сердце дернулось, провалилось куда-то в ноги и оттуда уже, выпучив глаза, изрекло матерную цепочку. Из ровных краев плато, как из кастрюли лезла через небо, как овсяная каша с пеной, с порослью черной плесени по всему телу, просто гигантских размеров облако. Клубилось, шевелилось, пухло прямо на глазах. Серо-темное, чёрное у самого низа. Белая долина, до этого поблескивавшая на солнышке подтаявшими зеркалами ледника, растворилась во мраке. Граница сумрака резко обозначилась по краю плиты и уверенно ползла к их челноку.
– Ле-еха! – позвал Некрасов, машинально сделав шаг назад. И тут же отскочил, вспомнив о крае обрыва.
– Я уже лечу назад. – доложил Васнецов.
– Скорее!
– Да я уже! – дернулся Васнецов, – Черт… Не мешай.
– Проклятье… – прошептал Некрасов и снова глянул на тень. Бело-красный челнок, расправивший длинные узкие стабилизаторы, потемнел. Фонарь перестал пускать солнечных зайчиков, разбирать лучики на цвета, а эмблема прогрессоров на борту (планета с двумя молниями и крылышками) нахмурилась. «Теперь только облетать. Запрашивать маршрут, фиксировать новый фронт. Время… Сейчас надо».
– Я на связь выхожу. Заканчивай и в челнок. Осторожно, от края отойди от греха…
Некрасов в два прыжка достиг челнока. Фонарь откинулся.
– Японский…! – Васнецов сорвал с себя экран виртреальности, – Ну все…
– Леха, что? – крикнул из кабины Некрасов. Вспыхнули приборы. Мерно загудели двигатели.
– Да… Диск накрылся… – вздохнул Васнецов и поплелся к челноку.
– Ну и черт с ним! – Некрасов уже щелкал тумблерами. Тяга увеличилась, – Садись скорее! Нам даже повезло.
Васнецов подтянулся на поручнях и залез в кабину. Фонарь выдохнув, закрылся.
– Прием, красный-20! Прием, красный-20… – кабина наполнилась взволнованным женским голосом.
– Прием! Вас слышу, ДП-5! – Некрасов щелкнул клавишами, – Красный-20 на связи.
Вспыхнула выводная голограмма видеосвязи. Обеспокоенное лицо девушки просветлело:
– Сеня! Господи, Сеня! Боже, ну что ты…
– Эля, всё хорошо. Что ты так… – Некрасов улыбнулся, – Обычный рейд…
– Так, двадцатый, срочно выходите из зоны фронтов! – насупила губки блондинка-диспетчер, – На базу. И получите дополнительное задание, логистику отправляем, загружайте… Сеня, только осторожно, береги себя. Сядешь, заберешь кого надо и сразу в воздух! Ни секунды, слышишь?
– Да! Только не переживай, пожалуйста…
– Я слежу!
Взревели двигатели. Некрасов прильнул к экранам, потянул штурвал на себя, тумблер – тяга моментально выросла до ста процентов:
– Взлетаем.
– Далее… Передавайте данные с разведки. Принимаем.
– Леха! Давай-ка там.
– Загружаю…
***
Она гладила его по волосам и внимательно смотрела ему в глаза. Большие, карие, глубокие и непроглядные, как две Марианские впадины на Земле. Что за ними скрывается, выдавали только мягкие движения рук и нежное, тихое дыхание. Совсем не так, как все эти звуки, что постоянно доносятся из-за стен его жилища. То крики, то рев, то визг, а то грохот разрывов…
– Настя… – засмеялся вдруг он и погладил её ладонью по щеке. Она улыбалась одними глазами, черные растрепанные волосы спадали до плеч, – Ты на ведьму похожа…
– Что?
– Ну, это… – он попробовал подобрать пару слов, точных и безобидных, чтоб объяснить кто же такая ведьма… Но отмахнулся мысленно и ещё больше рассмеялся, представив Настю в ступе и с метлой, летающую над обезумившими местными… Те кричат: «Воздух!» – если у них есть такое слово, и что её надо сжечь (такое есть) и стреляют по ней из катапульт большими зелеными пузырями. От этой картинки он ещё больше рассмеялся и поцеловал её в губки:
– Не важно!
Она пожала плечами.
– Ну ладно. Ты сегодня не уходишь чепарить?
И сразу всё погрустнело. Навалилась тоска, нет, не зеленая. На него обычная тоска уже давно не находила. Тут, на Троигенде, единственной живой планете системы Караган, два белых карлика ей светят, тоска тут… Бесцветная, безвкусная, беззвучная – оглохли уже все от нескончаемого грохота, зато страшно смердящая! Помои, трупы, гниль. Еда и та гнилая, здесь питаются падалью, причем специально – почему, прогрессоры разобрались. И доказали даже, что местные вполне могут есть «нормальную», по нашим земным меркам, пищу. Но… Падальщики! Ждут пока полежит, а потом в рот. Собирают целые компостные кучи, собственное, простите… Вот. Зубы не чистят. Евгений Ромашов, прогрессор-контроллер сектора 5, ДП-5, в первые дни подойти даже ни к кому не мог, пока не по привык. Долго приживался, месяц. Но еду готовил только свежую, ну или какой-то там запредельной десятой свежести, главное не гнилую… И Настю приучил. С боем не вышло, а вот по любви уже – еда стала съедобной, по его понятию. А ей было всё равно! Кстати, Настю отнюдь не звали Настей, это Ромашов её так назвал. Она – местная, служанка его. Каждому чепару, должность, вроде дипломата, как крингу (аристократу), полагалась кушатка – то есть она – Ныт. Всё тут, какое-то, жуткое… Красивой, очень нежной, тонкой как оказалось девушке – и такое имя.