© И. Дегтярёва
© ИП Воробьёв В.А.
© ООО ИД «СОЮЗ»
W W W. S O Y U Z. RU
2013 год
Дождь с утра зарядил. Его приход не зависит ни от чьего желания. Хотя метеорологи пытаются обосновать все законами физики, но и они выходят рано или поздно со своих метеостанций и мокнут, мокнут под холодными струями…
Физико-метеорологические закономерности лучше пережидать в тепле, а не стоять на автобусной остановке, впитывая влагу всеми порами брезентовой куртки и небритых щек.
От иракского солнца и песчаных бурь кожа у Петра задубела. Хамсин, горячий сухой южный ветер, иногда приносит песок, и этот ветер провожал Петра в дорогу, не позволяя улететь несколько дней. Песок словно все еще скрипел на зубах. В голове и на языке оставалась, как послевкусие, арабская вязь… А Москва встретила дождем.
Под навес остановки набились страждущие автобуса. Вытягивали шею, как черепахи из панциря, когда из-за поворота показывался обнадеживающий свет фар.
Все угрюмо молчали. Только две женщины обсуждали проблемы консервации кабачков и патиссонов. Петру понадобилось усилие, чтобы понять русскую речь. Он очень давно не говорил по-русски ни с кем, кроме как с самим собой.
Женская болтовня о еде вызвала жгучий аппетит. Последнее, что он ел, – цыпленок с красным рисом. Лететь пришлось через Париж, со сменой документов. Самолетная еда в горло не лезла – болтало в полете крепко, зато теперь, на твердой земле, под бодрящим дождем аппетит разгулялся… А дома – никого, и в холодильнике, конечно, пусто.
– А огурцы надо вымочить как следует, чтобы банка не взорвалась, – витийствовала стоявшая за спиной Петра женщина густым, сочным голосом.
Петр сглотнул… Соленые огурцы, селедочка жирная, черный хлеб… Он даже почувствовал запах раздавленного круглого семени кориандра, прилипшего к корочке бородинского хлеба, и сливянки, которую мать привезла из Твери перед его командировкой. Домашнее вино, ароматное, сладкое, настоянное на водке… Петр знал, что в шкафу в бутылке зеленоватого стекла еще оставалось немного. Бутылка старинная – дедово наследство. Тот в нее, правда, чаще водку наливал, и она там не застаивалась.
Половинка бородинского и селедка уже лежали в рюкзаке – Петр купил по дороге эти вожделенные продукты. Теперь на пути к довольно примитивному гурманствованию оказался опаздывающий автобус. Петр было подумывал поймать такси, когда его кто-то робко тронул за рукав куртки:
– Молодой человек, вы уронили…
Из кармана рюкзака выпала пачка сигарет. Последняя из тех, что Петр купил в Багдаде. И эту почти всю скурил, пока пережидал песчаную бурю. Сейчас смятая пачка валялась в луже. Ее, мокрую, надо было бы выбросить в урну, но Петр подобрал и сунул в карман. Мельком взглянул на девушку и буркнул: «Спасибо!» – хотя едва не сказал по-арабски: «Ашкурук».
Отвернувшись от незнакомки, он улыбнулся. Его позабавил вид девушки – словно двойника увидел, только другого пола – такие же брезентовые куртка и рюкзак. Вот до чего доводит пресловутый унисекс! В руке она держала продолговатый брезентовый чехол, напоминающий охотничий, от винтовки. «На кого, интересно, охотилась?» – подумал он наконец узрев автобус.
Девушка ехала по тому же маршруту. Лица ее Петр не разглядел в сумраке на остановке, только бледную щеку и краешек рта – то, что не скрывал капюшон, глубоко надвинутый на глаза. Она ушла в конец салона и смотрела в заднее пыльное, в дождевых потеках окно, демонстрируя свой белый лик собственному отражению в оконном стекле и осенней ненастной улице.
Петр почти сразу забыл о попутчице и снова принялся мечтать о предстоящем позднем ужине и о горячем душе. О, да, о горячем, чтобы от пара запотел весь кафель в ванной снизу доверху, а не только зеркало… А если в купленной селедке обнаружится еще и молока или икра… Но лучше молока! Он потер сладострастно заурчавший живот.
Через три остановки сошел, окунулся в сырой воздух и морось, зашагал по асфальтовой дорожке, черной, со светлыми кляксами налипшей желтой листвы. Впереди кто-то энергично шлепал по лужам, в темноте фигура виднелась смутно. Петру удалось рассмотреть впереди идущего, только когда буквально наткнулся на него, вернее, на нее.
– Что вы за мной идете?! – Та самая девушка с автобусной остановки резко остановилась и посмотрела из-под капюшона с вызовом, выставив бледный острый подбородок.
– Я вообще-то домой… Но, если хотите, могу пойти перед вами. Только и вы уж своим сачком меня по башке не отоварьте ненароком, – под «сачком» он подразумевал продолговатый чехол, который она держала в руке.
Девушка хмыкнула и посторонилась, даже ступила на газон, блестевший от дождевой воды…
Петр прошмыгнул мимо, поборов желание дурашливо гавкнуть, чтобы напугать страдающую подозрительностью неожиданную попутчицу еще сильнее.
Он зашагал бодро, учитывая, что дождь усилился и что червячок, которого следовало заморить, привел приятелей, и они, похоже, устроили в желудке пьяную оргию и завывали дурными голосами, требуя селедки и бородинского хлеба.
Скользнув ключом по домофону, Петр перепрыгнул несколько ступенек до лифта и услышал, как снова звякнул домофон, пропускающий еще кого-то в подъезд.
Обернувшись, он невольно рассмеялся и спросил, придержав дверцу лифта:
– Ну и кто кого преследует? Не удивлюсь, что нам еще и на один и тот же этаж.
Девушка промолчала, но в лифт с ним зайти все-таки решилась. Петр нажал кнопку с цифрой «10», и теперь хихикнула она.
– Не подозревала, что мы соседи. Я вас не знаю.
– Взаимно, – пожал плечами Петр.
Он пропустил даму вперед и, замешкавшись в поисках ключей, услышал растерянное: «Ой!»
– Проблемы? – неохотно, из вежливости, поинтересовался он, пробираясь мимо ее объемного рюкзака к двери своей квартиры.
– Ключи, кажется, посеяла, – испуганно пробормотала она.
– Дверь выбить? – спросил Петр, понимая, что вечер чревоугодия, так и не начавшись, переходит в вечер недоразумений и милосердия.
– Что же я потом буду со сломанной дверью? – девушка откинула капюшон, открыв узкое бледное лицо с тонким, с горбинкой носом, словно бы удивленными темно-синими глазами и прямыми, собранными в хвост, тускло-пшеничными волосами.
Петр поглядел на часы и вздохнул:
– Что-то мне подсказывает, что слесарь сейчас не придет. Завтра с утра вызовете, а переночуете у меня.
– Это неудобно, – она покачала головой.
– Неудобно в коридоре ночевать, – Петр распахнул дверь, почувствовав знакомый запах своей берлоги, пыльный, застоявшийся за долгое время. – Проходите, не ломайтесь. Я есть хочу… Меня Петр зовут. А вас?
– Александра.
– В вашей квартире ведь бабушка какая-то жила? – Он включил свет в коридоре и на кухне.
– Тетя Катя? Она переехала к моей маме, а мне эти апартаменты в безвозмездное пользование передала.
