В Южном Провансе, западнее Ниццы, Канн и Сен-Тропе, располагается Жьенский мыс. Это полоска земли шириной около двух километров, вытянувшаяся узким рукавом с севера на юг, как рука, протянутая Францией в сторону Африки. У основания мыса расположен небольшой город Иер, на южном, расширяющемся конце – совсем маленький городок Жьен, крошечный поселок Тур Фондю и несколько рыбацких деревушек. По краям мыса с одной стороны проложено шоссе, связывающее Жьен с остальным Провансом, с другой – велосипедная дорожка. Средняя часть мыса залита соленой водой, в которой неторопливо бродят стада розовых фламинго. По берегам моря вдоль мыса прячутся в пышной зелени белоснежные виллы.
Здесь не селятся звезды кино и шоу-бизнеса, как в Каннах, знаменитые дизайнеры и «новые русские», как в Сен-Тропе. Владельцы здешних вилл – немногословные, сдержанные люди, которым не нужна скандальная известность: ушедшие на покой биржевые дельцы, финансисты, владельцы солидных фирм, известные адвокаты. Жизнь в окрестностях Жьена тихая и неторопливая, она течет по раз и навсегда заведенному порядку, как будто на дворе не двадцать первый век, а середина двадцатого, а то и конец девятнадцатого.
Каждое утро мадам Селье, экономка владельца виллы «Мадлен», приходит в маленькую кондитерскую на центральной площади Жьена, чтобы купить свежих круассанов и поболтать с хозяйкой заведения мадам Маню.
– Кажется, сегодня будет дождь, – говорит мадам Маню, аккуратно укладывая теплые круассаны в яркий пакет. – Надо будет убрать с улицы стойку с открытками…
– У вас чудесно расцвела японская камелия! – с пониманием отвечает мадам Селье. – Вы ее чем-то удобряете?
– Конечно! Если хотите, я дам вам немножко этого удобрения.
– Вот кого я совершенно не понимаю, так это господина с виллы «Ротонда», – продолжает мадам Селье, немного понизив голос. – Иметь такую прекрасную виллу и огородить ее глухой стеной! Нет, я его совершенно не понимаю!
Действительно, среди остальных жьенских вилл, окруженных невысокими белыми стенами или ажурными коваными оградами, над которыми нависают пышные лиловые грозди цветущей глицинии, пламенеющие ветви бугенвиллеи, разноцветные плети дамасской розы, вилла «Ротонда», окруженная глухой трехметровой стеной, выглядела, как мрачный военный корабль, случайно затесавшийся в яркую стайку нарядных прогулочных яхт.
– Вы знаете, я никогда не сплетничаю о соседях, – мадам Селье перегнулась через прилавок и еще немного понизила голос: – Но Люсьен, садовник из «Мандарина», говорил, что этот господин из «Ротонды» очень подозрительный тип! Он ни с кем не знается, никого не принимает… он не принял даже господина Лаватера, когда тот хотел нанести ему визит! Вы можете себе представить?
– И ничего не покупает у нас в городке! – вставила мадам Маню, неодобрительно поджав губы. – Ему все привозят откуда-то издалека, на специальном грузовичке! Подумайте только – он обходится даже без свежих булочек!
– Говорят, он то ли португалец, то ли мексиканец, а может быть, даже русский!
– И гости к нему приезжают очень подозрительные! – подхватила булочница. – Вот, смотрите – как раз приехал еще один! Прямо как в каком-нибудь детективном фильме! Помните этот фильм… то ли с Жаном Габеном, то ли с Аленом Делоном…
Действительно, по узкой улочке проехал длинный черный автомобиль и затормозил перед воротами виллы «Ротонда».
Камера над воротами медленно повернулась, просканировала подъехавшую машину, и ворота виллы медленно раздвинулись, пропустив гостя внутрь.
Черный автомобиль миновал подъездную аллею, развернулся и затормозил перед входом на террасу. К нему тут же подошли двое мужчин в черных, не по погоде, костюмах. Дверца автомобиля открылась, из него выбрался невысокий румяный толстяк лет шестидесяти с черным чемоданчиком в руке.
– Позвольте, доктор! – проговорил один из охранников, взяв из рук гостя чемоданчик.
Он отщелкнул замки, внимательно проверил содержимое. В то же время второй человек быстро и профессионально обшарил руками одежду прибывшего.
– Чисто! – Они обменялись взглядами, вернули гостю чемоданчик и пропустили его на террасу.
В дальнем конце этой террасы, откуда открывался изумительный вид на скалистые берега и лазурное безмятежное море, дремлющее в полуденном покое, в глубоком кресле сидел крупный, внушительный старик. Густые седые волосы, зачесанные назад, высокий лоб, изрезанный морщинами, делали бы его лицо красивым и благообразным, если бы не глаза.
Глубоко посаженные, тускло-серые, они смотрели на гостя со странной смесью подозрительности, угрозы и страха. И еще в самой глубине этих глаз таилась надежда.
На столике перед стариком стоял полупустой стакан, тяжелая, морщинистая рука лежала на подлокотнике кресла, вторая – на холке большой белоснежной собаки.
– Здравствуйте, док! – проговорил старик, попытавшись сложить лицо в приветливую улыбку. – Как добрались?
– Прекрасно, Алекс, прекрасно! – Гость быстро огляделся, остановился взглядом на стакане.
– Сок, всего лишь сок! – криво усмехнулся старик. – Я же не самоубийца!
– Я надеюсь, что так! – Толстяк пожевал губами, покачал головой, наклонился над стариком, внимательно вглядываясь в его тусклые глаза с красными прожилками, в сухую, как старинный пергамент, кожу, в узкие губы нездорового синеватого оттенка. Он поставил на стол свой чемоданчик, открыл его, достал оттуда компактный кардиограф. Расстегнул пуговицы рубашки своего пациента, закатал рукава, закрепил на сухой коже электроды. С минуту следил за выползающей из прибора бумажной лентой, на глазах мрачнея.
– Ну что там, док? – осведомился старик с наигранной веселостью. – Сколько я еще протяну?
Толстяк молчал, потирая переносицу, и вдруг лицо старика исказилось яростью:
– Говори мне правду! Нечего разыгрывать тут дешевую мелодраму! Я не истеричная дамочка! Я должен знать, сколько мне осталось, с точностью до дня!
Белоснежная собака, почувствовав волнение хозяина, тоже забеспокоилась, настороженно заворчала.
– С такой точностью не знает никто, кроме Господа Бога! – толстяк испуганно отшатнулся. – Но я уверен, что у вас в запасе не больше двух месяцев…
Собака подняла голову, вопросительно взглянула на хозяина.
– Два месяца? – задумчиво переспросил старик, мгновенно успокоившись.
– Это в самом лучшем случае. Если вы будете строго выполнять мои предписания.
– Буду, – старик резко кивнул. – А если мы сделаем то… то, о чем вы говорили?
– Ну… вы же знаете, какие в вашем случае возникают проблемы… – протянул толстяк, пряча глаза. – У вас очень, очень необычный случай! Можно сказать – уникальный!
