Самолет взлетел практически по расписанию, выбившись из графика всего на три минуты, в 10:18 вечера.
– Вышка. NN458. Добрый вечер.
– 458, добрый вечер. Для взлета А10, 26 правая.
– Альфа 10, NN458.
– 458, занимайте исполнительный, 26 правая, Альфа 10.
– На исполнительном, 26 правая, Альфа 10, NN458.
– 458, 26 правая, взлет разрешаю. Спокойной ночи.
В небе творилось что-то невероятное. Среди серо-сизых туч повсюду сверкали молнии. Казалось, самолет играл с наэлектризованными небесными мечами в прятки. Трясло невероятно сильно. Пассажиров самолета болтало в креслах, как безвольных марионеток, при каждой резкой смене высоты. Лампочка «Пристегните ремни» зажглась поздно, но все ремни в салоне были крепко застегнуты. От сильной тряски в шестнадцатом ряду открылась крышка багажного отсека, и оттуда вывалился тяжелый чемодан, который, задев ножкой колено кого-то из бесчувственных пассажиров, упал прямиком в проход и стал перекатываться, словно по палубе в качку.
Командир воздушного судна запросил смену высоты и резко направил самолет вверх, так что тела пассажиров крепко вдавило в кресла. Через двенадцать минут самолет полностью преодолел грозовой фронт, занял свой воздушный коридор, и обстановка стабилизировалась. До аэропорта назначения оставалось не больше полутора часов, командир корабля принял решение продолжить полет, поскольку опасность миновала.
Буквально через пятнадцать минут после грозы не осталось следа от турбулентности, и пилоты смогли немного расслабиться. За сорок минут до посадки загорелось табло «Пристегните ремни», и самолет начал снижение. Никто, кроме пилотов, даже не мог заметить, что гудение в салоне стало тише, а самолет неестественно потянуло вниз, совсем не так, как бывает при посадке.
– Вышка Дергачёво. NN458. Мы потеряли тягу в обоих двигателях. Не могу понять причину.
– Вышка Дергачёво. 458, в каком из двигателей потеряна тяга?
– NN458, в обоих. Мы не дотянем до полосы… Запрашиваю экстренную посадку. Ближайший аэродром?
Далее в наушнике была тишина. Только женский компьютерный голос повторял как заведенный: «Pull up! Pull up!»
– NN458. Вышка, запрашиваю экстренную посадку, как слышно?
Тишина. «Pull up! Pull up!»
– NN458. MAYDAY, MAYDAY. Запрашиваю экстренную посадку. Меня кто-нибудь слышит?
Связь с бортом NN458 была потеряна.
1
У всего есть своя музыка. У земли, воздуха, шелеста листьев, падения снега, сердцебиения человека, у тишины. Даже у числа пи, вернее, число пи само по себе и есть музыка – упорядоченное великолепие, набор цифр, который хранит в себе все тайны этого мира. Музыка – это часть большого предчувствия, предзнаменования чего-то великого, ее лишь нужно услышать.
До сих пор помню свою первую неделю в морге. У всех бывают неудачные дни. Всем нам порой приходится делать выбор, который повлечет за собой большие перемены – потери или победы. Все рано или поздно оказываются перед пропастью. Я врач и часто вижу смерть, вернее, в моем случае, ее причины и последствия. Смерть – диагноз, который не лечится. То, что случилось со мной тогда, сейчас уже не имеет большого значения, но я не забуду этого никогда.
Когда я учился на втором курсе, приходилось выживать на стипендию, и только. Протянул я так месяца два, может, три, и понял, что с меня хватит.
Пошел работать в морг. Деньги лились рекой. Уже даже и не помню, сколько я зарабатывал тогда, но сотка в месяц точно была. Откуда так много, да еще и у санитара? Очень просто. Врачи делились. Я хоть санитар, да не тупой – вижу, когда доктор пишет «самоубийство», а самоубийством тут и не пахнет. Они знали, что я на медика учусь, что нам, студентам, деньги нужны. И вот делились со мной, чтобы избежать вопросов из разряда «Доктор, а как это он в себя так выстрелить-то мог? Нас на курсе судебной медицины такому не учили». Где теперь эти деньги? Черт их знает… Все прокутил.
Пришел я устраиваться. Вхожу – стены и пол выложены этой старой советской плиткой, которая от времени покрылась подтеками и потрескалась. Передо мной коридор, а сбоку двери – весь морг поделен на секции. Захожу я в первую – там молодая девушка Аня. Первое впечатление – тупая блондинка, сиськи, губки – все при ней, говорит манерно, волосы длинные. И вот стоит эта кукла около вскрытого трупа, все руки в крови. А на столике рядом расположились стакан с чаем и аккуратненький бутерброд на блюдечке. Чтоб не запачкать свой ланч кровью, девушка аккуратно подцепляет бутерброд корнцангом – специальными щипцами – и откусывает. Я тогда сразу понял – будет интересно. Было видно, что девчонка получала кайф от ковыряния в чужих внутренностях.
А между тем Анька совсем не глупая оказалась. Ординатор, учится, книжки читать любит, в театры ходит. Культурная.
Приняли меня, и я приступил к выполнению обязанностей. Все было спокойно. Думал, что будет тяжелее, а оказалось довольно просто. Тут тебе и работа, и деньги, и практика. Вот только спать хотелось все время. Но я и сейчас сплю редко.
Примерно через неделю, была моя смена, я отработал часть ночи, и мне говорят: «Иди отдохни, студент». Я был удивлен такой щедрости, попрепирался маленько, но в итоге сдался. Уснул. Не знаю, сколько я проспал, но разбудили меня резко. «Иди работать, там авария, трупов навезли!» И все в какой-то панике. Я спросонья ничего не понимаю, но мысль мелькнула: «А чего паниковать-то! Не на скоряке же работаем. Труп, он и в Африке труп. Что тут сделаешь?» Но пошел в секцию. Когда вошел внутрь, вижу – три стола. На двух из них части тела, крови много. Я к двери – заперто. Могли закрыть, потому что обиделись, или пошутить решили, или, того хуже, убить хотят. Кто знает… Посреди ночи в морге у невыспавшегося студента фантазия с воображением только так работают. И гробовая тишина. Подхожу к третьему столу, а там записка с заданиями, что и как надо сделать. Отрезать, а потом пришить голову, руки с ногами местами поменять и так далее. Вот такой квест-посвящение. Я снова кинулся к двери, стучу, кричу: «Выпустите! Шутка смешная, но вы же не заставите меня это делать?» Еще как заставят… Они знали, что я приезжий. Искать меня будут не сразу. Где я работаю, тоже мало кто знает, а в морге коллектив очень сплоченный. Начальник сказал, как отрезал, так что по логике меня могли там держать двое суток, не выпуская. Без еды, без туалета… А если сделаю, то выпустят! Он-то мертвый. Ему все равно. А я не хочу проводить сутки в собственных выделениях рядом с разлагающимся трупом.
