За сплошной пеленой дождя море впереди едва угадывалось. Набережная была пуста, да и кому придет охота прогуливаться в такую погоду. Порыв ветра рвал зонт из моих рук.
Я подошла к парапету. Волны набрасывались на камни где-то внизу, я слышала шум, а перед глазами непроницаемая тьма. Черная дыра, где исчезает все: свет, звук, сама жизнь…
Ветер продувал насквозь, но уходить не хотелось. Странная блажь. Вымокнуть насквозь, подцепить простуду… Но при мысли оказаться в теплом уютном номере, выпить чаю, включить телевизор, чтобы слышать голоса – иллюзия присутствия людей рядом… так вот, при этой мысли все во мне возмущалось. Я словно спорила сама с собой: одна половина моего Я вполне здравомыслящая, а вторая… Второй половине хотелось сделать еще шаг и оказаться в темном ничто.
– Идиотка, – пробормотала я, злясь на себя, и поспешно отошла в сторону.
Здесь набережная заканчивалась, стоило внять здравому смыслу и повернуть назад, но море точно притягивало.
По лестнице я спустилась на пляж, думая при этом: какого черта я делаю? В самом деле решила утопиться? Глупость… глупость все, чем я занята в последнее время. Одно то, что я приехала сюда, когда курортный сезон далеко позади…
Однако мне здесь нравилось: закрытые ресторанчики и магазины, которые вместо неоновых огней взирали на море глухими ставнями, как нельзя лучше соответствовали моему настроению. Мир вокруг словно впадал в спячку до самой весны, и мне хотелось того же: уснуть, не видеть, не слышать, чтобы с первым весенним теплом пробудиться полной сил…
Еще одна глупость. Положим, солнце будет светить, но что изменится?
Я прошла к навесу, где летом хранят шезлонги, сложила зонт, который все норовил вырваться из рук, и теперь смотрела прямо перед собой. Соленые брызги и сюда долетали, я зябко ежилась, но вдруг успокоилась, точно некий всезнайка шепнул: на самом деле ты все делаешь правильно.
Я криво усмехнулась, подставила лицо ветру и закрыла глаза. А когда открыла их, в нескольких метрах от себя обнаружила мужчину. Темнота обволакивала его, точно коконом, он, как и я, смотрел вперед, как будто меня не было рядом. Сгусток тени на фоне черного неба, а я в который раз отметила, уже не удивляясь, что не почувствовала его присутствия. Он из тех, кто появляется из темноты и в ней исчезает, бесшумно, невидимо… Сердце сжалось от боли, захотелось бежать отсюда со всех ног, но я упрямо стояла, глядя перед собой.
Поединок молчанием. Кто не выдержит первым? Ветер продувал насквозь, почему бы действительно просто не уйти?
Я сделала шаг, и тогда он сказал, не глядя на меня:
– Джокер хочет, чтобы ты вернулась.
– Я не вернусь.
Голос мой развеял ветер, я не была уверена, что он услышит. Но он услышал, шагнул ко мне и почти прокричал:
– Глупое упрямство.
– Конечно, что ж еще? – усмехнулась я. «Все, что я делаю, одна большая глупость», – мысленно повторила я едва ли не с удовлетворением. – Странно, что он выбрал тебя, – сказала я.
– Согласен.
Клим шел мне навстречу, тьма отступила, и теперь я видела его лицо. Красивое, отрешенное. Теперь тьма таилась в глубине его глаз. Он мог ухмыляться (улыбки я никогда на его лице не видела), но взгляд оставался таким, как сейчас: суровым, обвиняющим, непреклонным. Капли воды стекали с его волос, руки в карманах куртки.
– Ты зря потратил время, – сказала я.
Мучительно хотелось прижаться к нему, а еще плакать. Очередная глупость.
– Разве? – без усмешки спросил он. – Ты должна вернуться, так считает Джокер.
– Не понимаю, при чем здесь ты, – резко ответила я.
А он засмеялся, коротко и зло.
– Ты его ждала?
– Нет.
Сколько правды в этом ответе? И кому нужна эта самая правда?
– Не можешь ему простить, что он использовал тебя?
– Мы все кого-то используем.
– Мудрое замечание, – кивнул он.
Теперь Клим стоял совсем рядом, и взгляд мой заметался. Смотреть куда угодно, лишь бы не видеть его лица, его глаз.
– Думаю, он чувствует себя виноватым, – продолжил Клим, в голосе насмешка. Он ни секунды не верит в то, о чем говорит, и предлагает поверить мне. – А еще решил, что я могу повлиять на тебя. Из-за нашей недолгой любви, надо полагать.
Последние слова прозвучали откровенно издевательски. Вот я и не удержалась:
– Я спала не только с тобой, но и с Поэтом. Почему бы не отправить его?
– А с Бергманом – нет? Признаться, ты меня удивила. Я думал, ты спишь со всеми в вашей команде.
– Я неразборчива, – кивнула я. – И почему в «вашей» команде? Разве ты не занял место Воина?
– Так вот что тебя задело? – вновь усмехнулся он. – На всякий случай: я не занял его место, у меня есть свое.
– Отлично. Всем привет.
Я направилась к лестнице, воюя с зонтом. Дождь понемногу затихал, я шла по мокрым плитам, торопясь оказаться подальше от этого места, прислушиваясь, в надежде уловить его шаги за спиной. Не может он ходить бесшумно. Или может?
Оказавшись под фонарем в сотне метров от гостиницы, я почувствовала чье-то присутствие, и с удивлением подумала: Клим?
Резко повернулась и успела увидеть силуэт мужчины. Он поспешно скрылся за углом магазинчика с закрытыми ставнями.
– Эй! – зачем-то крикнула я.
Никто не ответил. Но я знала, человек стоит в темноте, наблюдая за мной. Это не Клим. Я бы не почувствовала, что он рядом, если бы он этого не хотел. Тот, кто скрылся за углом, казался крупнее. Возможно, из-за куртки с капюшоном. В его фигуре было что-то знакомое. Клим приехал не один? Тогда с кем?
– Эй, кто вы? – крикнула я еще раз и, не дождавшись ответа, направилась к гостинице.
Гостиница была небольшой, всего-то двадцать номеров, но и те в большинстве своем пустовали. Женщина за стойкой регистрации смотрела телевизор.
– Да вы вымокли до нитки! – ахнула она, глядя на меня. – В такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит.
– Надоело сидеть в четырех стенах, – точно оправдываясь, сказала я.
– С погодой вам не повезло, – кивнула женщина. – Хотите чаю?
– Спасибо. Выпью в номере. Сначала душ приму.
– Это обязательно. Согреетесь…
Я уже поднималась по лестнице на второй этаж, где был мой номер со стандартным набором мебели.
Стеклянная дверь на балкон не была зашторена и сейчас выглядела черным провалом. Я торопливо подошла, еще не сбросив куртку, ухватилась за штору, взгляд упал на круг света под фонарем, и сердце вновь заныло, настойчиво и тревожно. В нескольких метрах левее, там, где свет не касался его, стоял Клим, и, вскинув голову, смотрел на мои окна.
И я замерла, глядя вниз, одной рукой все еще держась за штору, в большом искушении открыть дверь и позвать его. И пусть весь мир катится к черту. Но и он, и я стояли, не шевелясь, не спуская глаз друг с друга, пока он, вдруг резко повернувшись, не зашагал прочь. Искушение окликнуть его стало сильнее.
