Пралая – так в космологии ведических визионеров древнего Индостана назывался период полного отсутствия активности во вселенной, наступающий в конце каждого космического цикла зарождения, становления и растворения жизни, в течение которого вся материя (или, как она известна в традиции санкхья, – Пракрити) находится в парадоксальном состоянии абсолютной раздробленности и единства. Из этого непроявленного состояния по истечении огромного промежутка времени она вновь начнёт свой танец миротворения.
Единственным свидетелем всего цикла метаморфоз Пракрити является восторженный наблюдатель – Пуруша, который, с одной стороны, ими управляет соразмерно своим желаниям, являя собой единственный смысл и цель существования Пракрити, а с другой стороны, полностью, до ослепления и забытья, околдован их чудесным разнообразием, противоречивостью и загадочностью их сочетаний. И лишь в конце времен пелена очарования спадает, и Пуруша видит свою возлюбленную в ее изначальном виде – бесконечной полнотой всего, которая снова затягивает его в новый цикл любовного соития, и так снова, и снова.
Это космическая встреча в конце времен – есть поэтическая сторона великого растворения мира, которое завершается Пралаей. О взаимоотношениях двух абсолютных начал, Пракрити и Пуруши, на пути к этой встрече – эта книга.
Гряла Пралая,
Мы молча ждали —
Копили силы
Монополия на желания,
На цветы и свидания,
На стремление к обладанию,
На блаженство незнания,
На рождение и страдание.
И ни тропы познания,
Ни горнило создания,
Ни дурман возрастания,
Ни оковы сознания
Не помеха ее увяданию…
Монополия на движение:
Парадоксальная!
Я атом, а ты – моя атма,
Я путь, а ты – моя карта,
Я звук, а ты – моя мантра,
Я – трон, а ты – моя тантра.
Как быть, Алиса?
За мной – стая лисов,
За мной – кричат птицы,
И мне снова снится:
Твои меняются лица,
Твои меняются лица…
Как ты меня когда-то вывела из сада,
Познавшего запретный плод,
Я вывожу тебя из ядерного ада
В такой же ядерный, но небосвод.
Вдруг Эвридика превратилась в Ариадну,
А яблоко в тугой клубок,
И Минотавр так дышит в спину смрадно,
И лабиринт, и путь еще далек…
Я говорю тебе «да»,
Ты мне в ответ – «нет»,
Ну, или иногда:
«Не навсегда – да,
Только на этот момент».
День догорел весь,
Кто-то нарушил обет,
В этот момент я здесь
А тебя почему-то нет.
Я без тебя философ, я без тебя поэт.
Я без тебя от целого компонент.
Я без тебя отдельный, я без тебя пустой,
С тобой же – тобою полный, но почему-то немой.
Ты без меня – не знаю, тебя без меня нет.
Ты для меня эхо, потерянный элемент.
В этом простом поиске, ты для меня – Муза.
Но это уже глупости, это пошла проза.
Я выплавлял тебя из огня,
Я рисовал тебя и лепил,
Я жил при свете твоего дня —
Ты доставала меня из могил.
Я шел к тебе и опять уходил,
А ты терпеливо ждала,
Ты возводила меня из руин,
И все, что я есть – это ты создала.
В сущности, это нечестный бой,
Да и игра нечестна.
Но разве вся эта ненужная боль
Так уж была ненужна?
Я вижу тебя, когда ты мне себя показываешь,
Я вижу тебя, когда ты показываешь себя другим,
Я вижу тебя, даже когда ты обезображена —
Ты триедина, и я триедин.
Ты видишь меня, когда я с тобой,
Ты видишь меня, когда я один,
Ты видишь меня, даже когда я с другой —
Ты триедина, и я триедин.
Мы увидим друг друга сквозь отражения —
Изида одернет цветной палантин!
Сквозь цикличность победы и поражения
Мы отыщем орбиту двух середин.
Мы погружаемся в свою же мглу,
Восходим на свои же горы —
То, что внизу, тому подобно, что вверху,
А посреди – бескрайние, бескрайние просторы.
О, моя беспокойная Пенелопа,
Прости меня за мой долгий поход.
В ночное небо, в золоте, возносится Европа
И освещает над Итакой небосвод.
Боги предлагают божественное:
Кто – божественный взлет,
Кто – падение,
Тоже божественное.
Так иногда бывает —
Хочется натянуть нить…
Она надевает вуаль,
Она начинает хандрить.
О, океан без дна,
Чем же тебя напоить?!
Что-то порой сбивает
Ее настойчивый взгляд.
Может, незримая даль,
Может, в горах снегопад?
Просто, они иногда
Действуют наугад.
Вот, ею полны,
Они глядят друг на друга.
А нить – не толще струны,
И так же натянута туго.
Но ноты свои знает
Только зимняя вьюга.
Время возьмет дань.
Как высоту сохранить?
Любовь надевает вуаль,
Любовь начинает хандрить.
Так иногда бывает —
Хочется натянуть нить…
С тобой играть на белых простынях:
Быть нежным в нежности твоей когтях,
Не двигаться, а плыть,
Твоих касаясь гладей,
Не целовать, а пить
То, что не выпил за день.
С тобой играть на черных простынях:
Быть яростным на ярости конях,
Не утопать – тебя топить
В волнах твоих же штормов,
И лишь тебе подвластным быть
Властителем твоих просторов.
Быть каждым уголком твоей души
И стражем в каждом – у любой межи.
Быть замком королевским, и замком,
И для тебя единственным судьей и королем.
С тобой и для тебя носить любые маски
В любых одеждах и любой окраски,
Тебе одной отдать ключи от каждой двери
Своей души и лишь тебе поверить.
Властительница моего ума,
Ночная птица, Мудрая Сова!
Тебя качают гамаки твоих
Рассветных паутинок полевых.
Все звуки природы – твои голоса,
Все ветви деревьев – в твоих волосах.
Все горы – твоя медовая грудь,
Мне б облаками на них отдохнуть!
Изгибы талии – излучины реки,
Живот – упругие палящие пески.
В тебя, как в океан, погружены
Три тайны: спутницы, подруги и жены.
На мудреца довольно простоты:
Ты – все, но все же, просто, ты.
И разве в этом есть моя вина:
При всем многообразье мира ты – одна.
Поэтов время миновало,
Настало время одноразовых стихов.
Они ложатся толстым одеялом
И гнут основы и без них изогнутых миров.
В гирлянду букв переродилось слово —
Пустое украшение пустых голов.
Наполеон стоит на Ватерлоо —
Прощальных, хмурится и слушает, набат колоколов.
Ни секс, ни деньги, ни любовь не вечны.
Не вечно все, за исключеньем двух столпов:
Меня с тобой и нашего стремленья бесконечность
Пройти бок о бок по границе двух миров.
За занавеской горизонта
Скрывает ночь глазницу солнца,
Срывая света пелену,
Иной являет свет и глубину.
Цикличен путь небесной колесницы.
Ну, что же, милая, тебе не спится?
Циклична жизнь! Быть может, в этом суть?
В прохладе глубины друг друга отдохнуть,
Чтоб утром снова воедино слиться.
Мы все подобны мотылькам,
Такие странные и глупые созданья,
Самозабвенно преданы мечтам
И слепо следуем своим желаньям.
Без устали летим на свет —
Полны надежд, в бреду очарованья —
Чтобы раскрыть несуществующий секрет,
Сокрытый в нашем собственном дыханье.
