Это неправда, что работа в колхозе была тяжёлая и бесплатная. Колхозникам платили. Платили как правило тем, чем в это время был колхоз богат. И тут в деревнях появлялись заготовительные конторы, выгодно для себя скупающие полученную колхозниками продукцию.
То ли от нечего делать, то ли от чистого сердца Генка вызвался помочь дяде Коле конвертировать несколько мешков картошки в вожделенные наличные деньги. Их, собственно, было трое: сам Генка, дядя Коля и его сын. Грузить, разгружать, подносить мешки на весы заготовителя – дело для деревенских не хитрое, обыкновенное. А хотелось Генке чего-нибудь этакого, нескучного, о чём потом можно поговорить и вспомнить…
И вот, пользуясь тем, что на подручного мальчишку никто не обращал особого внимания, Генка стал незаметно придавливать ногой большие напольные весы. Приёмщик деловито записывал в тетрадь несколько преувеличенные Генкой килограммы. Всё шло как по маслу. До тех пор, пока приёмщик не обратил внимания на то, что тяжесть уже поставленного на весы и взвешенного мешка продолжает неуклонно увеличиваться, как будто какой-то обманщик, по неосторожности и неопытности, всё продолжает давить ножкой на уже взвешенный груз. Обман был раскрыт. Генка назван вором, схвачен под локоток и увлечён разгневанным приёмщиком к деревенскому милиционеру.
Что и говорить, этот путь от заготконторы до дома милиционера, на виду у всей деревни, в сопровождении огорчённого дяди Коли и возмущённого приёмщика был мало приятным… Плакать Генка не плакал. Да и отчаянья старался не показывать, потому что не принято это было среди деревенских пацанов. Но мысли о тюрьме, о родителях, об оскорблённом приёмщике, который, по всему видать, первый раз в своей деятельности столкнулся с циничным обманом, отравляли Генке всё существование.
К великой радости троих подельников (только в хорошем смысле этого слова, потому что за свой обман Генка отвечал целиком один), милиционера не оказалось дома и даже, как говорили, на тот момент не было в деревне. Генке было велено не попадаться впредь на глаза и ногой не ступать на территорию честного обмена между порядочными людьми и организациями.
А что же дядя Коля? Он улыбнулся, ласково потрепал парнишку по голове и заметил, что вовсе ни к чему было так крупно замахиваться! Ему, дяде Коле, достаточно бывает вытереть кепкой потный лоб, естественным движением снять грязные, тяжёлые рабочие рукавицы и артистичным, максимально правдивым жестом, мол «совсем выбился из сил», положить кепку с рукавицами на приготовленный к взвешиванию мешок!
***
С тех пор Генка сильно вырос. Сначала стал дядей Геной, потом – прокурором Геннадием Ивановичем, затем – дедом Геной. Он всё ещё вспоминает этот случай. И видно, что о чём-то сожалеет: то ли о совершённом обмане, то ли о давно минувшем детстве…
(Правдиво записано со слов папы, Геннадия Глухова)
Любая Валькина затея всегда сулила развлечение: новое, захватывающее и опасное. Такие развлечения, как правило, не очень одобрялись взрослыми, не давали Танькиной совести поводов для гордости, но оставляли о себе долгую весёлую память…
В тот раз Валька позвала Таньку выпить у мальчишек берёзовый сок из банки, покуда хозяева отправились на Грязный Ручь… Конечно, это было воровством, за это можно было получить от старших мальчишек по шее, но, с другой стороны, это было отчаянным приключением. Отказаться от вылазки для Таньки было делом невозможным, потому что, во-первых, у неё уже азартно блестели глаза, участилось дыхание и чесались пятки, а во-вторых, следующий раз Валька может и не позвать или позвать кого-нибудь другого…
Обнаружив никем не охраняемую банку, воровато оглядываясь и возбужденно хихикая, подруги выдули её содержимое. Но Валька не была бы Валькой, остановившись и в этот раз на полпути, не использовав все возможности для веселья и проказ. А возможность была налицо – пустая банка из-под берёзового сока. Пустая банка, которая, согласно обстоятельствам, должна быть почти доверху наполнена светлой прозрачной жидкостью…
Пацаны бежали к заветной банке наперегонки. Пить хотелось всем, а напиться первым берёзовым соком – тем более! Быстрее всех оказался ХХ, несколько раз глотнувший из тяжёлой банки и удивленно скрививший губы:
– Странный вкус… соленый, как моча…
Поскольку больше никто не спешил, с обманом разобрались без труда – вон чужие следы на еще не сошедшем снегу, всё объясняющий цвет и запах «сока». Перебрав ближайшее окружение, припомнив, кто во что горазд, и кто на что способен, мальчишки огласили вслух имена подозреваемых и вынесли приговор.
Две недели, ловя на себе недоуменные взгляды домочадцев, просидела Танька дома, не показывая даже носа на улицу. О том, что они с Валькой раскрыты «по горячим следам» и доживают последние дни, она узнала от старшего брата. Страх и стыд, сменяя друг друга, днём и ночью владели Танькиной душой. А ещё, удивление – как можно было на ТАКОЕ согласиться-то! – мучило потрясённую содеянным Таньку.
Но жизнь, богатая на события, взяла своё. Прошлое приключение вскоре потеснили более свежие происшествия (не одной Вальке в деревне приходили на ум весёленькие идеи), мальчишки были отходчивыми, девчонки оказались вновь предоставлены сами себе.
Вспоминая этот случай, Танька, как и в детстве, всегда путалась в своём впечатлении и эмоциональных оценках случившегося. Вроде, не сделали ничего хорошего, дураку понятно, но – сколько лихой поступок породил веселья, как раскрасил собой воспоминания о той далёкой весне!
***
Слушанные-переслушанные рассказы про мамино детство – это, в основном, рассказы про некую Вальку, выдумщицу, хулиганку и нахалку, которая постоянно вовлекала маленькую и доверчивую маму в разного рода сомнительные истории. Последствия веселья, как правило, оказывались для Тани неожиданно-неприятными. Но порвать дружбу с фееричной Валькой было немыслимо – это значило навеки заключить себя в скучную октябрятско-пионерскую среду, забыв о приключениях и настоящем веселье.
Поскольку именно мама обыкновенно расплачивались за весело проведённое время, я с детства заочно ненавидела хитрую и удачливую Вальку. Не теряя надежды, что рано или поздно достанется и ей, я терпеливо выслушивала повествования о маминых злоключениях. Но сама мама никогда не вспоминала старшую подругу с обидой или озлоблением и очень удивилась, однажды узнав о моём к Вальке отношении. Мама принимала Вальку, как саму жизнь – мотай на ус, не развешивай уши, не распускай нюни – на жизнь обижаться глупо и бесполезно.
Зато сколько важных уроков усвоила маленькая Таня благодаря Вальке! Как закалила характер, какой приобрела опыт! Чего стоили бы все её образования без умения материться и петь блатные песни, жестоко задирать всех, от мала до велика (от шершней до уважаемых в селе персон), стойко сносить завистливые, злобные выпады против себя. Таких навыков ни в кружке Дома Пионеров, ни на курсах в районном центре не получишь. Тут уж как повезёт – встретить или нет каждому свою Вальку!
