Я вижу труп из окна моей спальни. Он лежит на пляже, выброшенный ночным приливом. Ничто больше не нарушает бледной, ровной глади песка, и даже с такого расстояния невозможно ошибиться насчет того, что это такое. Забавно – живя здесь, я всегда знал, что однажды найду что-нибудь в этом роде. По телику часто показывают трупы, которые вынесло из воды. Теперь я тоже такой нашел.
Хватаю бинокль. Он большой, с десятикратным увеличением, и держать его тяжело. С силой прижимаю его к оконному стеклу, но все равно вижу лишь дергающиеся фрагменты кожи, призрачно-белое пятно живота и ярко-красную рану у нее на спине. Именно у нее. У мертвой особи женского пола, лежащей в луже крови и морской воды посреди пляжа. Моего пляжа.
Внезапно замечаю облачка пара, вырывающиеся при дыхании изо рта. В комнате холодно. Может, мне все это померещилось? Может, я сплю и вижу сон? Но в остальном комната вполне реальна. Шкаф открыт, внутри висит моя школьная форма. Плакаты тоже на месте: таблица Менделеева и «Морские рыбы» с латинскими названиями. Приглядываюсь повнимательней – будь это сон, названий я не различил бы, потому что плохо их помню. Вот, например, полосатый лаврак – Morone saxatilis. Нет, я не сплю.
Еще раз гляжу в бинокль. Теперь замечаю чаек. Одни топчутся вокруг трупа, другие стоят прямо на нем, словно на скале, выросшей из песка в предыдущую ночь. Я понимаю, что они не просто стоят, а наклоняются и клюют. Вырывают куски плоти. Одна вонзает клюв прямо в глаз. Откладываю бинокль и размышляю.
Надо сказать отцу. Да, именно так я должен поступить. Но все-таки я сомневаюсь. Отец в последнее время ведет себя странно. Сердится на пустом месте. А после таких новостей сюда сразу слетятся полицейские и журналисты, которых отец люто ненавидит. Если я ему скажу, он может заявить, что не хочет ни с чем таким иметь дела. Может даже остаться дома на все утро, и тогда у меня не будет шансов осмотреть находку. А как часто выпадают подобные шансы? Для мальчишки вроде меня это потрясающая возможность. Я хочу сказать, это, конечно, очень грустно, но впадать в сентиментальность не стоит. Потрясающая возможность – в первую очередь.
Поэтому, хоть мне и совестно, я уже знаю, что ничего отцу не скажу.
Если что, меня зовут Билли. Мне одиннадцать лет, но я не похож на других одиннадцатилеток. По крайней мере тех, с кем учусь в школе. Уверен, вы согласились бы со мной, будь вы с ними знакомы.
К счастью, сегодня суббота, так что в школу мне не надо. Выходные мы всегда проводим одинаково. Первым делом отец едет заниматься серфингом. Рано утром, потому что потом на пляже собираются люди, а ему это не нравится. Я езжу вместе с ним, но на доску не встаю. Это означает зайти в воду, а я не захожу в воду. Но и сидеть в пикапе, дожидаясь его, не собираюсь. Мне было бы скучно. У меня обычно есть какие-нибудь проекты. Вроде домика на дереве. Я построил его в прошлом году из всякой всячины с отцовской работы. В лесу за дюнами. Вам его никогда не найти, потому что стены я раскрасил камуфляжным рисунком. Времени на это ушла уйма. Оказалось, что камуфляжная краска нигде не продается, что и понятно, если подумать, – нельзя же смешать разные цвета в одной банке. Так или иначе, это был мой прошлогодний проект. Сейчас у меня другие. Куда интереснее.
Но сегодня я точно не думаю о них. Ведь на пляж вынесло труп. Решаю разбудить отца и как можно скорей отправляться из дома. Так я окажусь возле трупа первым. Я должен стать тем человеком, кто официально обнаружит его.
Обычно отец встает после меня. Спускается вниз и делает себе кофе. Если ветер не слишком сильный и нет дождя, пьет его на улице. Стоит в нашем маленьком дворике на вершине утеса и глядит вниз на пляж, решая, куда поехать на серфинг. Если океан бурный, мы остаемся на своем конце пляжа, под утесом, потому что там волны поменьше и не такие мощные. Если же океан спокойный, едем в Силверли, городок в центре бухты. Он больше открыт прибою. Естественно, если волн вообще нет или дует ураганный ветер, мы не едем. Но это очень плохо, ведь тогда отец весь день бывает не в настроении.
Мы живем с ним вдвоем. У меня нет ни братьев, ни сестер. И мамы тоже больше нет. Отец не разрешает мне заводить питомцев – после того, что случилось с птенцами чайки. Так что в доме только мы, отец и я. В этом коттедже на утесе мы живем сколько я себя помню.
Но этим утром я сам завариваю кофе. И стараюсь делать это как можно шумнее, чтобы разбудить отца. Стучу дверцами шкафчиков, с грохотом выдвигаю ящик, доставая оттуда ложку. Надо, чтобы отец поторопился, если я хочу первым обнаружить тело, знаете ли.
Кофеварка у нас из двух половинок, навинчивающихся друг на друга, с кофе посередине. Я не знаю точно, сколько кофе насыпать, но отец любит покрепче, поэтому я сыплю до самого верха. Очень скоро кофеварка начинает шипеть, и кухня наполняется густым кофейным ароматом. Я наливаю кружку отцу и снова громко хлопаю шкафчиком. Теперь слышу, как отец проходит в ванную, как струйка мочи ударяет в унитаз. Наконец она затихает, и я бегу наверх.
– Кофе, пап.
Еще раз выглядываю в окно. Труп лежит на том же месте, никто его пока не нашел. Но тут возникает новая проблема. Волны. Сегодня утром они совсем маленькие. Это значит, что отец захочет ехать в Силверли, где волны побольше. Обычно это меня не беспокоит, потому что своими проектами я могу заниматься по всему побережью. Но труп ведь здесь, на нашем конце пляжа. Если мы уедем в Силверли, мне придется бежать по пляжу назад, а за это время кто-нибудь запросто может его найти. Я этого не хочу. Обнаружить труп должен я.
* * *
Поэтому, когда отец выходит ко мне во дворик с кружкой в руках, я уже обдумываю, что делать. Бросаю на него короткий взгляд. Вчера он вернулся поздно и, похоже, был пьян, потому что выглядит неважно.
– Чего ты так расшумелся с самого утра, Билли? – Отец потирает глаза. – Я уж думал, тебя убивают… – Он смеется и делает глоток. – Господи Иисусе! Прямо ракетное топливо.
Я хмурюсь, потому что не знаю, хорошо это или плохо.
Отец ставит кружку на парапет. Зевает и потягивается, подняв руки над головой. На нем футболка и джинсы, в зазоре между ними виден мускулистый живот. За лето он здорово загорел. Отец босиком, хотя трава мокрая от росы. Холод нисколько его не смущает.