Легенда о Хиганбане
Это было много тысяч лет назад, когда люди только начали заселять землю. Владычествующая в небе богиня солнца Аматерасу любила наблюдать за тем, как живут и молятся люди, почитая ее законы. А те, что нарушали божественные правила, наделялись плохой кармой и даже после смерти не могли очиститься от грехов своих. Перерождаясь, нечестивцы появлялись на свет чистыми младенцами, но испорченная карма продолжала преследовать их в новой жизни. И человека ждала несчастливая судьба. Тех, кто смиренно принимал все удары судьбы, из раза в раз творя благие дела, несмотря на боль и тяготы, ждала счастливая жизнь в новом воплощении. Их карма очищалась. С теми, у кого была плохая карма, судьба была особенно жестока. И тогда у наблюдавшей за человеческими невзгодами Аматерасу с ресниц сбегали огненные слезы. Ей хотелось помочь грешникам, которые вели праведную жизнь, тем, кто, по ее мнению, сумел очистить карму. Они не нуждались в перерождении и очищении в желтых водах Ёми.
Однажды, наблюдая за тем, как судьба особенно жестоко терзает благочестивую девушку, из глаз богини выкатилась слеза. Она упала в небесную почву, и сквозь божественную толщу пробился особенный цветок, способный освободить человека от бремени его кармы и очистить ее. Достаточно было только сорвать Небесный цветок, сделать из него отвар и выпить.
Цветок тот был особенно красив. Тонкий, длинный стебель венчала алая шапка. Из причудливых волнистых лепестков вырывались длинные тычинки. Они, словно солнечные лучи, стремились ввысь, как струны души тянутся к небу, чтобы вымолить прощение и очиститься. Аматерасу назвала чудесный цветок Хиганбана[1]и оставила его расти в своих владениях – в Долине Высоких Небес.
Хиганбана был настолько особенным, что даже цвел и рос не так, как другие цветы. Его листья и цветки появлялись в разное время. Не бывало такого момента, когда их можно было видеть одновременно. В первые дни осени из-под земли стрелками пробивались стройные стебли, на которых пышными розетками зацветали кроваво-алые цветы. Когда они увядали, на свет острыми стрелами пробивались листья и оставались до весны. В начале лета зеленые листики увядали и цветок снова ждал появления своих алых соцветий. Так, рождаясь на одном цветке, листья и цветы никогда не видели друг друга.
Богиня не могла оставить без присмотра небесный цветок. Ведь его мог сорвать ёкай или какой-нибудь недобрый дух и отдать человеку с нечистой душой, который не очищает свою карму, а, наоборот, еще больше оскверняет. Некоторые бессмертные слишком доверчивы и добры к людям. Их легко обмануть, вызвав жалость, рассказав о несчастной судьбе, и хитростью уговорить их очистить карму. Не раз обманутые нечестивыми людьми духи пытались выкрасть из Высокой долины алый цветок, желая помочь тому, кто этого не достоин. Такого Аматерасу допустить не могла. Хиганбану могла сорвать лишь очистившаяся душа. И только с ее разрешения. Она велела двум природным духам охранять цветок. Мандзю, мужскому духу, Аматерасу приказала охранять цветы. А Сягэ, женскому духу, сидеть под землей и приходить в свой черед, когда листья пробивались из-под земли. Как и листьям с цветами, природным духам не полагалось видеться друг с другом. Но в планы Аматерасу вмешалось нечто более сильное, чем законы, установленные ею.
1. Любовь, родившаяся с восходом солнца
ПЛЕЙЛИСТ ГЛАВЫ:
Bella Poarch – Living Hell
RM – Wild Flower
BTS – Your eyes
Меня зовут Мизуки – «красивая луна». Когда я родилась, полный лик луны смотрел с небес на мою мать и освещал мое появление на свет. Небесный лик так низко нависал над землей, что родичи испугались и решили, что он свалится на землю и больше никогда не сможет подняться обратно на небеса. Но ничего подобного не случилось. Луна приветствовала мое появление на свет. Именно она наделила меня, прямого потомка богини Инари[3], рыжую кицунэ[4], особым даром. Я могла создать иллюзию второй луны в небе или невероятных размеров деревья. Сделать место или целые пространства, леса невидимыми для людского глаза.
Я была рождена в клане диких лисиц Ногицунэ[5].
Именно нам богиня плодородия Инари поручала наказывать прогневивших ее смертных. Лисы из моего клана приходили к провинившемуся перед богиней человеку и карали без тени жалости. Сжигали целые рисовые поля, дома, сводили с ума до такого состояния, что отец семейства мог ночью перерезать всю свою семью. Когда я доросла до того, что мне доверили наказывать смертных, уже умела применять особо изощренные способы наказания и могла изрыгать из пасти огонь. Я стала ёриката – помощницей, исполнителем воли богини Инари и своего отца Кодзо, с чьей помощью уничтожала все, что принадлежало прогневившему богиню человечишке. Но куда забавнее было наблюдать, как смертный сходил с ума, брал факел в руки, поджигал им стебли так трепетно выращиваемого риса и уничтожал весь будущий урожай. Сам, по собственной воле. Я могла лишь слегка подтолкнуть к этому смертного. Но, если честно, все это было мне не по душе. Мне не нравилось убивать людей и быть смертоносным оружием в руках богини или отца. Я всего лишь хотела заслужить признание и одобрение Кодзо, который замечал мое существование лишь тогда, когда ему было что-то нужно от меня. С детства мне было ненавистно его имя – оно вызывало у меня неподдельный страх и дрожь во всем теле. Фраза: «Тебя ищет Кодзо» не сулила ничего хорошего. За ней всегда следовало либо несправедливое, жестокое наказание, либо поручение убить смертного. Лучше уж просто «отец» – за этим словом можно скрыть жестокость и подлость Кодзо.
Когда мне было лет двести, отца привлекла одна смертная. Он так хотел обладать ею, что готов был забыть о совести, чести и долге перед моей матерью. Я была младшей в клане. Отец считал меня еще совсем маленькой и глупой, неосведомленной в вопросах любви, неискушенной. Но он заблуждался – я не была такой уж неосведомленной. Я часто наблюдала за смертными и лисьими парами в нашем клане. Подглядывала за бесстыдными парочками и точно могла отличить любовь от похоти. Сама я еще никого не любила – отец не разрешал до замужества иметь связи с мужчинами, а я и не спешила их заводить. Глядя на частые измены родителя, начала испытывать отвращение к мужчинам. Боялась, что со мной будут поступать так же, как отец с моей матерью. Не хотелось повторять ее судьбу, лучше уж быть одной. Когда отец обратился ко мне с приказом уничтожить мужа смертной красавицы, было очевидно, что им управляет низменная похоть, а не возвышенные чувства, ведь ради любви невинных людей не убивают. Я не горела желанием в очередной раз отправлять кого-то в мир мертвых, но боялась прогневить жестокого отца. Поэтому решила побыстрее преподнести ему понравившуюся деревенщину на блюдечке, в надежде, что наконец-то смогу заслужить его одобрение и благодарную улыбку.
