Её разбудили руны. Руны, которые выстояли в сумасшедшем взрыве. Руны, которые всего лишь оплавились, впитав в себя буйство стихии.
Она очнулась в этот момент. Вспомнила себя. Вспомнила прошлое. И тех, кто был рядом.
…Оказывается, служить Асгарду проще, когда не помнишь свою земную жизнь. Тогда нет ни страха, ни сомнения. Просто делаешь своё дело. А так…
Она могла видеть их. Тех, кого оставила. Тех, кого забыла, уходя по радужному мосту в Вальхаллу с убитым врагом. Точнее, с двумя – почему-то павший оборотень раздвоился. Человеческая часть ползла за ней со стенаниями, а волчья… Волчья шла рядом.
– Признала, да, волчара? Тьфу на тебя, зачем полезла?!
Волчара молчала и упорно шла рядом с валькирией.
– Что, у вас, как у нас – кто победил, тому и принадлежишь? – с пониманием протянула Сиггрид.
Волчара моргнула янтарными глазами.
– Ну и ладно.
Сияющие врата Асгарда отворились перед валькирией. Бог Хеймдалль вручил ей новое оружие.
И она всё забыла. А сейчас – оплавленные руны разбудили её, заставив подскочить в панике, совершенно не свойственной валькирии. И вспомнить.
Волк удивлённо посмотрел на хозяйку. А та, закусив губу, с остервенением рубила бревно.
Потому что валькирии не плачут. Они рубят.
…Когда вспоминаешь тех, кто живёт там, в Мидгарде, порубленное в щепу бревно становится необходимостью.
***
Серая тень на гобелене Магии и Крови. Напоминание о прошлом, которое вернулось в его настоящее.
«Какой красивый сын у Хелиуса Мореля. Вы замечали? Такой черноволосый, смуглый… Интересно, в кого бы?», – он знал, кто был источником этих слухов.
Это было некрасиво. Как и выходить в свет с чужой невестой – восемь лет назад.
Гобелен видел правду – но посмеивающееся общество питалось вкусными, слегка перчёными слухами. Оно усмехалось и шепталось, глядя на молодую чету Морель.
Радовало одно – источник слухов плохо следил за словами. Он был дерзок, резок, с ним была валькирия, он был опьянён своим внезапным успехом. Он мнил себя слишком сильным. Он был неаккуратен в действиях. Он неосмотрительно заходил на чужую территорию. Он ошибался – раз за разом, сам того не замечая.
Зато это замечал кое-кто другой. Он вёл свою партию долго и медленно. Одна фигура сдвигала другую, а та – третью. Круги расходились по воде. Камень опускался всё ниже на дно.
…Его разговорчивого врага ненавидели многие. Это было прекрасно. Хелиус умел влиять. Они пришли к нужному ему выводу. Арьени было решено наказать – раз и навсегда указав ему его место. Он поймёт – не дурак. Но не найдёт концов. А исполнителя убрать – не проблема. Револьвер с серебряными пулями в умелых руках решит эту досадную проблему.
…Арьени всё понял. Арьени окопался во Флоренции. Арьени больше не бывал в свете. Арьени замолчал.
Но на гобелене Магии и Крови была эта серая тень. Ей не место здесь. Она принадлежит Арьени, а не Морелям. Самое время очистить свой род от этого позора.
Магией ли, интригами или выстрелом – не важно.
***
…Её кинули вниз лицом на холодный бетонный пол. Что последует за этим – она понимала прекрасно. Кровь шумела в ушах. Мгновения. У неё были мгновения.
…Подтянуть руку к лицу. Зубами вскрыть перстень. Раскусить тёмно-коричневую капсулу и нырнуть во тьму.
Во тьму, где не больно.
Вот только вместо тьмы – белёсый мутный свет. Эстия огляделась. Изображение было смазанным и неясным. Туман обнимал со всех сторон. Вот он окрасился радужным переливчатым сиянием. И снова всё заволокло пушистыми одеялами облаков.
Ей было спокойно. Спокойно и безразлично. Сквозь толщу тумана стали слышаться приглушённые голоса. Она обернулась. Неподалёку смутно угадывались неясные очертания фигур. Белые, сероватые, как будто одетые в старую мешковину. Были и гораздо более тёмные.
– Лезут без очереди, – проворчал кто-то рядом.
Эстия с нейтральным удивлением посмотрела в сторону говорящего. Но размытая фигура уже скользнула вперёд и вверх. Девушка подняла голову – над ними сияло снежно-белое окно. А перед ним сгрудилась колыхающаяся масса смутных силуэтов. Кто-то кружил, кто-то пытался прорваться, кто-то летел по спирали к этому окну. Но войти в него могли единицы. Остальные провожали счастливчиков горестными завистливыми вздохами.
«Интересно, а я могу подняться? Как они это вообще делают?».
Ей хотелось наверх, рассмотреть поближе этот портал. Миг – и она начала приближаться к нему.
«Опять эта левитация. Ох, как я её не люблю».
Мысль, на удивление, была лишена особых эмоций. Она была недовольна, но как будто по привычке.
Окно приблизилось. Рваные фигуры неодобрительно косились на Эстию, но она этого не замечала.
Вот кто-то, лёгкий и тонкий, полупрозрачный, проскользнул в снежное сияние. Толпа вздохнула с обидой.
– Почему он смог, а остальные нет? – тихо проговорила ведьма.
– Потому что он в срок ушёл, а вы поспешили, – послышался голос со стороны.
Эстия повернула голову. Рядом с ней зависла высокая светлая фигура.
– Кто ты?
– Валькирия. Как и ты.
– Я – дура, а не валькирия.
Фигура медленно оглядела её, неярко сияя.
– И правда, – согласилась она.
– Мне надо – туда? – Эстия указала в сторону окна.
– Нет. Тебе – туда, – она махнула рукой вниз.
Ведьма непроизвольно вздохнула.
– Там не так уж и плохо.
– А здесь?
– Здесь – служение.
– Какое? – Эстия впилась глазами в фигуру.
– Провожать их, – та кивнула на облако силуэтов. – Они слишком тяжёлые, чтобы подняться туда, в окно. А кто-то слишком ослабевший. Им нужны мы. Мы можем провести.
– А меня тоже проведут?
Валькирия фыркнула.
– Тебя? Зачем? Ты не по времени. Тебе придётся вернуться.
– А когда?..
– Позже.
Фигура начала подниматься вверх.
– Подожди!
– Что тебе? – голос валькирии был ровным.
– Моя мать… Она тут, среди вас? Сиггрид…
– Не знаю её. Нас много. Я служу здесь, где умершие от болезней. Кто-то – там, где убитые.
– Ясно…
Валькирия стала двигаться вверх. Эстия наблюдала. Вот светлая фигура приблизилась к одной из душ, коснулась её. Та встрепенулась. Эстии почудился страх. От фигуры валькирии стало исходить тёплое сияние. Оно окутало рваную фигуру чьей-то души, как будто завернуло в одеяло. Душа обмякла. А валькирия слегка подтолкнула душу в спину, предлагая идти.
Душа медленно поднималась. Валькирия шла рядом. Эстии казалось, что они разговаривают. Душа светлела. Её форма становилась более ровной, чёткой, здоровой – и при этом более невесомой.
И вот – окно. Миг, и душа скользнула туда. Толпа вновь вздохнула, а у Эстии подкатил ком к горлу.
– Как ты это делаешь? – спросила она одними губами.
Валькирия обернулась, как будто услышав.
– Это просто, – ответила она.
Белое марево не глушило звуки. Всё было замедленным, голоса душ казались едва слышными, но голос валькирии, которая стояла около окна, был чётким и ясным.