На поверхности воды плясали солнечные блики. За сухой стебель зацепился тонкий белый платок, покрытый красными пятнами. Колеблющиеся тени прибрежных камышей скользили по бледному лицу лежащей на дне женщины, слабое течение играло длинными белокурыми волосами, в которых сновали мелкие рыбёшки. Широко распахнутые глаза под толщей воды казались фарфоровыми, что делало мёртвую женщину похожей на дорогую куклу.
Вился по течению окровавленный батистовый платок…
Глава первая
Исчезнувшая
Уэйн из Арли едва не ударился о дверь трактира, когда чья-то сильная рука грубо ухватила его за локоть.
– Ты толкнул меня, деревенщина!
Он обернулся на пороге. Перед ним, чуть покачиваясь, стоял один из завсегдатаев подобных мест. Уэйну, в юности служившему в лавке старьёвщика, довелось повидать таких – если от дворянина что в них и оставалось, так это гонор, да и то потому лишь, что его не заложишь и не пропьешь.
– Простите, господин, если задел, – с покорным вздохом произнёс Уэйн, настойчиво пытаясь высвободить руку. – Не желал оскорбить.
– Святой потрох! Не желал он!.. – Задира выпустил руку Уэйна, но только для того, чтобы сгрести в кулак его ворот, и с пьяной доверительностью добавил, – Да я ж тебя убить право имею. Как любой дворянин, оскорблённый таким вот… как ты… Понял?
– Понял, господин, понял.
Уэйн попытался вывернуться из цепкой хватки, с облегчением увидев за спиной пьянчуги своего приятеля, не зря прозванного Здоровяком Ником.
– Ты б полегче, господин! – На плечо скандалиста легла тяжёлая лапища. Тот с удивительной для его состояния быстротой обернулся. И то ли ему повезло попасть локтём Здоровяку под дых, то ли бедолага сам поскользнулся на покрывающей пол грязной соломе, но, отлетев на пару шагов, Ник грохнулся задом на ближайший к выходу стол. Уэйну показалось, что сейчас трактир развалится от улюлюканья, хохота и проклятий.
– Ну, давай, покажи ему, где черти зимуют! Всыпь ему, всыпь! – взвыли со всех сторон, не понятно, к кому обращаясь. А, скорее, просто подзадоривая обоих в предвкушении драки.
Обидчик вытолкнул Уэйна за порог таким сильным пинком, что тот едва удержался на ногах и, проклиная всё на свете, потянулся к висящему на поясе ножу. Не любил Уэйн драки. Ой, как не любил! Но тут, похоже, миром не отделаешься – из трактира уже вывалили приятели Уэйна, так неудачно отметившие сегодня торговую сделку, да и у пьяного дворянчика нашлись сторонники. И те, и другие смешались в одну орущую и размахивающую чем попало толпу.
Уэйну почти удалось выбраться из свалки, когда он снова нос к носу столкнулся со своим обидчиком. Последнее, что он успел увидеть, это светло-серые, почти бесцветные холодные глаза. Совершенно трезвые. А в следующий момент в его сердце вошёл короткий клинок.
То, как разбегаются дерущиеся, преследуемые налетевшими солдатами шерифа, Уэйн уже не видел, оставшись лежать на грязном снегу перед распахнутой дверью вмиг опустевшего трактира…
* * *
Льющиеся сквозь витражные окна ранние солнечные лучи превращали церковь в настоящее преддверие рая. Девушка-служанка, отойдя от ящика для пожертвований, направилась к выходу, но остановилась, залюбовавшись. Пусть ненадолго, пусть только на этот миг созерцания она уже почти поверила, что рядом с такой красотой не может существовать никакого зла, и тут прекрасные грёзы прервал хлопок тяжёлой двери. А в следующий момент её едва не сбил с ног высокий мужчина в запылённой одежде. Резко остановившись возле порога, он покачнулся, и девушка увидела расплывшееся на ткани его камзола тёмное пятно. Словно в доказательство, что глаза не обманули её, мужчина сделал несколько неверных шагов, и рывком опустился на колени, упершись рукой в пол. На камень упало несколько кровавых капель.
В глубине церкви послышались торопливые шаги. Странный посетитель поднял голову и до испуганно вжавшейся в угол девушки донеслось:
– Прошу… убежища. Я совершил убийство…
Зажав руками рот, чтобы не закричать, невольная свидетельница этой сцены выскользнула за дверь и бегом бросилась прочь, не заметив ещё одного мужчину, торопливо отступившего с её дороги.
Джон проводил взглядом убегающую девушку и вошёл следом за своим господином как раз чтобы успеть увидеть, как за ним и сопровождающим его монахом закрывается дверь в боковом приделе.
Оставшись в одиночестве, Джон подошёл к распятию и попытался молиться, уверяя себя, что господь милостив к грешникам вроде него и его господина. И то, и другое получалось плохо. Слова молитвы путались, а надежда не желала обретать силу. Лик Спасителя был равнодушен, и измученные глаза Джона отказывались видеть в нём что-то, кроме раскрашенного дерева. Возле порога на каменных плитах пола ещё оставались капли крови, и стоило Джону опустить усталые веки, как перед его мысленным взором снова и снова возникали эти тёмные брызги.
Служил он своему господину уже не первый год, и случалось в их неспокойной жизни всякое, однако же в такую передрягу они попали впервые. Призрак виселицы маячил на их горизонте всегда, но теперь он стал как никогда осязаем, и Джон, пожалуй, впервые задумался, насколько иначе могла сложиться его жизнь.
Сын школьного учителя, пристроенный отцом в богатый респектабельный дом, сейчас он мог бы уже сколотить небольшое состояние, обзавестись семьёй. Ночью засыпать рядом с ласковой женой, днём радоваться первым шагам детишек… Однако же всё случилось так, как случилось. Заскучав на однообразной службе, он бросил её, прихватив с собой хозяйские деньги, и счастливо избежав виселицы. Когда деньги закончились, он снова устроился на службу – помогла приятная внешность, обходительные манеры и знание грамоты. Однако же эта служба закончилась так же, как и первая. Мало-помалу Джон скатился до ремесла карточного шулера, но удача отвернулась от него, и вместо выигрыша он часто оказывался битым – хорошо, хоть не до смерти. Тогда ему и встретился его нынешний хозяин, которого за глаза называли лордом трущоб из-за попыток выглядеть дворянином несмотря на тёмное происхождение, и носящим вместо имени прозвище Дэсбелл – Похоронный Звон.
Жил Дэсбелл тем, что выполнял опасные и сомнительные с точки зрения закона поручения господ, прячущих лица под низко надвинутыми капюшонами. Этого хозяина обокрасть Джон бы уже не решился. Да и не возникало у него подобного желания, потому что именно такая, суматошная и рискованная жизнь оказалась ему по сердцу. Во всяком случае, так он считал до сих пор.
Последнее дело, в котором был замешан его хозяин, было таким же опасным и таким же незаконным, как и прежние. Однако же в этот раз солдаты шерифа нагрянули уж очень быстро. С трудом отбившись от них в тёмном и узком проулке, где короткие клинки оказались удобнее длинных солдатских шпаг, Дэсбелл с Джоном, бросив большую часть пожиток, спешно покинули Колдуэлл. И лишь когда рассвело, Джон заметил, что камзол хозяина в крови. Рана оказалась неглубокой, но быстрая скачка не позволяла ей затянуться, медлить же они не могли – люди шерифа не прекращали погони.
