На фоне ночного неба чёрный силуэт дома выглядел притаившимся монстром. Окна не горели, на печной трубе сидел ворон, ещё несколько его товарищей устроились на гребне крыши. Стоило подойти ближе, и они, громко хлопая крыльями, взвились ввысь, но не улетели, а принялись кружить, будто высматривали добычу.
Луна, круглая, словно блюдце, тронутое пятнами плесени или чего похуже, светила во всю мощь, однако тьма под навесом крыльца оставалась такой плотной, что даже дверной ручки не разглядеть. Пришлось искать наощупь. Делать это не хотелось, внутренний голос кричал: «Беги!» — но неведомая сила, подчинившая тело, удерживала на месте. Рука сама потянулась вперёд. Спустя несколько мгновений пальцы обожгло холодом, таким пронизывающе-резким, что Ярослава вздрогнула… и проснулась.
Сердце колотилось, в висках стучал пульс, и даже понимание того, что это был всего лишь сон, успокоило не сразу. Да оно и понятно — если неделю кряду снится одно и тоже, есть повод забеспокоиться.
Будильник показал, что до подъёма полчаса, и пить успокоительное Ярослава не стала, чтобы не клевать носом весь день. За окном занимался рассвет. Покинув кровать, она отправилась умываться, решив уйти на работу пораньше — там, в сельской участковой больнице, дел всегда хватало.
В хозяйской части дома стояла тишина. Чтобы не разбудить чутко спящую бабулю, красться в ванную пришлось чуть ни не на цыпочках — половицы в доме нещадно скрипели. Краны тоже любили пошуметь, поэтому и воду пришлось включать аккуратно, на чуть-чуть. Хозяйка любила экономить, лампочка в ванной была слабенькая, при таком скудном освещении лицо в зеркале выглядело жутковато — бледное, с тёмными кругами под глазами, а волосы, которые обычно отливали рыжиной, сейчас казались блёклыми и безжизненными. Расчёска и косметика немного исправили положение, но всё равно отражение выглядело каким-то мёртвым.
Чтобы не шуметь чайником, позавтракать Ярослава тоже решила на работе. Чуть ли не на ощупь нарезала бутерброды, сунула их в пакет и, взяв сумку, уже собиралась выйти, когда дверь хозяйской спальни тихонько скрипнула, открываясь, и в тёмном проёме показался белый колыхающийся силуэт.
— Уже уходишь, Ясенька?
— Да, Ольга Николаевна. С добрым утром.
— С добрым, Ясенька, с добрым. А что же ты не позавтракала?
— У меня с собой, — Ярослава похлопала рукой по сумке и улыбнулась. — Простите, опаздываю. Хорошего дня, — она выскочила в сенки и, уже закрывая дверь, услышала вслед:
— И тебе хорошего дня, Ясенька.
Выйдя на крыльцо, она вдохнула свежий летний воздух, поёжилась от утренней свежести и торопливо направилась к калитке. Выдохнула свободно только на улице, отойдя подальше.
Она снимала комнату в этом доме уже три месяца и всё это время мечтала съехать. Вот только никак не получалось — на зарплату молодого врача сильно не разгуляешься, да и здешний народ не сильно-то жаждал сдавать комнату приезжим. Конечно, кроме тех, кто хотел иметь личного врача под боком.
Ольга Николаевна оказалась как раз из таких — вечно жаловалась на здоровье, хотя была крепка как бык — в огороде пахала за троих, знала все местные сплетни и обгоняла автобус даже не запыхавшись. Где в такой женщине могли таиться болезни Ярослава не знала, но Ольга Николаевна считала, что они есть, и их обязательно нужно найти. Это обстоятельство сильно осложняло совместное существование. В результате на работе Ярослава чуть ли не жила и даже от внеплановых дежурств никогда не отказывалась.
Ставшее уже почти родным старенькое одноэтажное здание больницы встретило её с распростёртыми объятиями — в раскрытые настежь двери суровые санитары из скорой затаскивали носилки с очередным пациентом.
— Вовремя ты, — обрадовался главврач, симпатичный молодой брюнет, стоящий тут же, у входа, — у нас тут аншлаг. Подключайся.
Про завтрак Ярослава вспомнила лишь после обеда, когда удалось немного разгрестись. Налила чаю, достала бутерброд, но поесть не вышло — в ординаторскую заглянула медсестра и сообщила, что у Сомова из пятой палаты опять приступ. Вторая попытка тоже не увенчалась успехом — приехала ещё одна скорая.
Когда, осмотрев привезённого и сделав назначения, Ярослава вернулась в ординаторскую, то обнаружила, что бутерброды кто-то съел. Хлебнув остывшего чая, вздохнула и отправилась в столовую, узнать, не осталось ли там чего.
— Каши утрешней есть немного, — ответила повариха. — И лапша с подливой. Погреть?
— Погреть, — обречённо ответила Ярослава, за что получила ещё и бутерброд с колбасой из личных запасов, вместе с наставлением не пропускать обед, «а то ветром унесёт».
После обеда, слегка взбодрившись, она хотела вернуться в ординаторскую, разобраться со стопкой незаполненных медкарт, но не успела — проходя мимо второй палаты не удержалась и зашла проведать единственную лежащую там пациентку.
— Домой бы мне, Ясенька, — произнесла бабуля, — ну чего я тут лежу? Всё равно без толку, а дома и стены лечат. Выпиши меня, а?
Ярослава вздохнула — разговор этот случился уже не впервой. Автобус в Калиновку ходил только по пятницам, выписать бабулю в никуда рука не поднималась, пешком до дома та точно не доберётся.
— Три дня осталось, Елена Кузьминична. Потерпите маленько.
— Долго терпеть-то, а время уходит. Придумай что-нибудь, милая, — взяв за руку, бабуля заглянула в глаза, и Ярославе стало её безумно жаль — лежит одна, никому не нужная, а жизнь зависит от какого-то дурацкого автобуса.
— Хорошо, — Ярослава накрыла её сухонькую кисть своей, — я что-нибудь придумаю.
— Сыну её позвони, — посоветовал главврач, когда она рассказала ему о просьбе, — вон, в карточке телефон глянь, — он махнул рукой в сторону шкафа и снова уткнулся в ведомость.
— Звонила, не отвечает, — Ярослава не стала высказываться о том, что думает о нерадивом дитятке, которое ни разу не навестило мать и даже не позвонило справиться о её самочувствии.
— Ещё раз позвони, вдруг ответит.
Так она и сделала, решив дать сыну Елены Кузьминичны ещё один шанс. Тот им не воспользовался — долгие гудки по-прежнему уходили в никуда.
— А может, мы сами её домой подбросим? — предложила она.
— Катапульту ещё не подвезли, а служебный транспорт занят.
— Но что же делать? — расстроилась Ярослава.
— Да что ты так о ней беспокоишься? Дождётся пятницы и поедет себе спокойно, никто её отсюда не гонит. Понаблюдаем пока что, в её возрасте это полезно.
— Домой ей надо, Илья Семёнович. Очень просит.
Главврач нахмурился.
— Просит, говоришь? — отложив ведомость, он развернулся в кресле. — Послушай, Ярослава, я ведь уже предупреждал, чтобы ты была с ней поосторожней. У нас тут места глухие, люди странные, не ровен час влипнешь со своей добротой. Поэтому жди пятницы, пусть её обычный автобус везёт, так спокойней будет.
