Cвою последнюю ночь в тюрьме Асао Мурата не спал. Как не спал он в этой же самой камере и восемь лет назад, когда впервые перешагнул ее порог…
Только тогда он проворочался с боку на бок до самого подъема, а сейчас спокойно лежал с открытыми глазами.
Правда, спокойствие его было чисто внешним. И как это ни казалось странным, но именно сейчас, когда до его освобождения оставались считанные часы, он не испытывал никакой радости.
Конечно, воля есть воля, и на свободе в любом случае лучше, чем в тюрьме. Да вот только кому он там нужен? И не эта ли самая свобода и привела его за толстые тюремные стены…
А ведь как здорово все начиналось! Он до сих пор отчетливо помнил тот, как ему тогда казалось, самый счастливый день в его жизни, когда его пригласили выступать в коммерческом каратэ и он с радостью принял это в общем-то сомнительное предложение…
Нет, с деньгами там все было в полном порядке, по-скольку труд современных гладиаторов оплачивался сполна, но вот все остальное… Тяжелые увечья, а порой и смерть бойцов – все это рассматривалось хозяевами татами как издержки производства. И Асао прекрасно понимал, на что шел, выходя раз в три недели на ристалище. Благодаря великолепной физической подготовке и блестящей технике ему удалось продержаться почти год. Но в глубине души он знал, что рано или поздно рефери отсчитает и над его бездыханным телом роковые десять секунд. И этот день настал. Пропустив страшный удар в грудь, Асао очнулся только в больнице. По словам хирурга, ему еще повезло, поскольку в самый последний момент он успел среагировать и удар пришелся под углом. Тем не менее четыре сломанных ребра и разорванное легкое заставили врачей изрядно попотеть над павшим гладиатором…
Из больницы Асао вышел через два месяца. Около года он прожил на деньги, заработанные за время выступлений, и выплаченную ему хозяевами шоу страховку. А потом…
Асао даже поморщился, вспомнив, что было потом. Нищета привела его в дайю – небольшую грязную комнатушку, где ютились такие же отверженные. И ему никогда не забыть те полные тоски рассветы, когда он раздумывал над тем, где ему добыть пропитание. Правда, выход нашелся, пусть и не самый лучший. Каждое утро в трущобах, где ночевал Асао, появлялись микроавтобусы с тэхайси – вербовщиками дешевой рабочей силы. Отобрав наиболее здоровых, в число которых пока еще неизменно входил и Асао, они увозили их на работу – чистить канализацию, собирать макулатуру и металлолом. Заработанных денег едва хватало на обед, но тэхайси и тут старались обсчитать доведенных до отчаяния людей.
И однажды Асао не выдержал. Он с такой силой швырнул пытавшегося его обмануть вербовщика на асфальт, что тот не встал. Расплата за этот безумный по-ступок не заставила себя ждать.
Дружки поверженного им тэхайси… явились в тот же вечер…
Из больницы для нищих Асао вышел еще более озлобленным. В трущобах он больше не показывался. Очень скоро его обтрепанный вид стал привлекать внимание полицейских, и Асао пришлось прятаться и от них. Но страшнее был голод. Он уже не мог бродить по улицам, где на каждом шагу дымились жаровни с разложенными на них витыми морскими раковинами и где рядом с плоской вяленой каракатицей и другой морской снедью пеклись в золе куриные яйца. За один только запах печеной картошки он мог убить…
Тот невзрачный мужчина, которого он ограбил первым, даже не пикнул. Но трехсот тысяч иен Асао хватило ненадолго, и он снова вышел на охоту. На третий раз его забрали…
Растревоженный неприятными воспоминаниями, Асао тяжело вздохнул.
– Что, не спится? – услышал он вдруг голос соседа.
– Нет, Кайко-сан…
– Ничего, скоро выспишься! – по-своему истолковал тот его бессонницу. – Я бы тоже не спал, если бы мне сегодня выходить из этой чертовой клетки!
Асао промолчал. Да и что он мог ответить? Что не рад выходу из тюрьмы? Да тот же самый Кайко посмотрел бы на него как на сумасшедшего. Конечно, ему хорошо рассуждать о воле. Дотянет оставшиеся полтора года и выйдет туда, где его ждут. Для Асао давно не было секретом, что сосед по камере являлся членом одной из самых могущественных не только в Кодэ, но и во всей Японии преступных группировок. И он хорошо видел, как его иэ[2] заботилась о своем томя-щемся в неволе сыне. Асао оставалось только догадываться о том, каким вниманием будет окружен этот человек после выхода из тюрьмы. А он? Да что там говорить, Асао был иппиками-оками[3], и этим было сказано все…
Достав сигарету, Кайко щелкнул зажигалкой. На-смешливо взглянув на Асао, он спросил:
– Наверное, о девчонках думаешь? Ну, ничего, потерпи еще немножко, отыграешься за все восемь лет…
– Да какие там, к черту, девчонки! – чуть ли не в полный голос выкрикнул, на мгновение забывшись, Асао. – Мне о работе надо думать!
– А вот на это ты можешь плюнуть! – согнал с лица улыбку Кайко.
– Почему? – даже привстал на койке Асао, в упор глядя на соседа.
– Да потому, – не отводя взгляда, спокойно ответил тот, – что ты теперь меченый! Кто возьмет тебя с судимостью? Там, – кивнул он в сторону зарешеченного окна, – и не таких хватает!
Асао тяжело перевел дух. Вот он и получил ответ на мучивший его вопрос. Как все просто! “Там и не таких хватает!”
– И что же мне теперь делать? – негромко спросил он после продолжительного молчания.
– Подойди ко мне! – вместо ответа приказал ему Кайко.
Легким движением Асао пересел на кровать соседа.
– Так вот, – прошептал тот, жарко дыша ему на ухо, – я хочу помочь тебе. Парень ты толковый, и думаю, мне не придется за тебя краснеть…
– Не придется! – перебивая соседа, хрипло про-шептал Асао, уже начинавший понимать, о чем пойдет речь.
– Я дам тебе адрес, где тебя примут и помогут… Или, может быть, не надо? – отодвинувшись от Асао, пытливо взглянул на него Кайко.
– Надо, Кайко-сан, очень надо! – все тем же хриплым от волнения шепотом твердо ответил Асао.
– Тогда запоминай! И смотри, Асао, если этот адрес станет известен кому-нибудь другому… Я не хочу тебя пугать, но если что, пеняй на себя! Понял?
– Да!
– Тогда все! А сейчас, – Кайко взглянул на часы, – давай поспим… Только пятый час. Тебе, конечно, все равно, а мне целый день работать!
Асао даже и не пытался уснуть. Слишком велика и неожиданна была его радость. Так, с открытыми глазами, он и пролежал до той минуты, когда тюремная сирена возвестила о начале нового трудового дня, поскольку эта тюрьма, как и многие другие в Японии, была производственным учреждением…
