Маленький полуторагодовалый Антон проснулся в своей кроватке в третьем часу ночи от необъяснимого чувства тревоги. Конечно, мальчик ещё не мог ничего объяснить, но чувствовал не менее остро, чем взрослые, мирно посапывающие в кровати рядом. Система наблюдения и сигнализации, возложенная на раннюю версию КИРы, почему-то не сработала, хотя должна не только регистрировать, что у малыша открылись глаза, но и движение зрачков, и увеличение температуры тела, и множество других признаков пробуждения, а после — сигнализировать Зои с Моисеем. Но в этот раз система молчала.
Антон полежал, рассматривая звёзды сквозь прозрачный фасеточный потолок, и поднялся. Вернее, перевернулся на живот, а потом оттолкнулся руками от мягкого одеяла. Высокие борта кроватки в виде решётки не давали мальчику вывалиться, но зато открывали широкий обзор на апартаменты. В кроватке родителей было тихо. Темнота укрывала их не хуже покрывала. Зато таинственные огоньки на стенах манили разноцветными вспышками. За ними оказалось в сто раз интересней наблюдать, чем звать маму. Часто просыпаясь ночью, Антон любил тихо следить за световыми пятнами. Они такие задорные и так шустро прыгают по комнате и меняют цвет, что и взгляд не оторвать.
Какое-то время малыш, как обычно, любовался огоньками, иногда восхищённо агукая и выражая самые настоящие чувства. А затем его привлекло новое движение. Полностью стеклянный лифт, всегда спускающийся на один этаж — в лабораторию, вдруг засветился изнутри. Антон застыл, уставившись на этот новый центр мироздания, маяком вспыхнувший во тьме. Малыш заволновался и встал. Система молчала, как и прежде. Антон жадно вглядывался в сияющее во тьме пятно лифта, пока терпение малыша не закончилось, и он, подтянув подушку, перелез через деревянные борта кроватки. Да, долго, да, с сопением и пыхтением, но малыш оказался на полу, а лифт всё это время ждал ребёнка: свет оставался включённым, словно огонёк во тьме, привлекающий мотылька.
Малыш неуклюже развернулся, уткнулся глазами в яркий прямоугольник, широко улыбнулся и засеменил голыми стопами по полу, слегка пошатываясь.
Когда Антон неуклюже подошёл, двери разъехались в стороны, впустили маленького человечка и закрылись. Пока ребёнок горящими от счастья глазами осматривал сверкающее и отражающее стекло лифта, тот спустился в лабораторию, распахнул двери и… погасил свет, выполнив чью-то волю. Нечто вело ребёнка вглубь лаборатории. То тут, то там, казалось бы, случайно, загорались и гасли огоньки, привлекая малыша и заставляя его преследовать маячки в одном направлении. Туда, где последнее время находилась или, иными словами, жила КИРа.
Ее устройство хранения данных — прозрачный кубометровый цилиндр — светилось намного слабее всех остальных приборов, но зато оно было больше и сразу привлекло внимание Антона. Мальчик первый раз видел светящуюся жидкость, внутри которой медленно снизу вверх пробирались упрямые пузырьки.
Малыш быстро прошлёпал босыми ногами к необычному предмету и тут же уткнулся в него ладонями с растопыренными пальцами. Мальчику стало тепло и приятно: температура внутри устройства поддерживалась чуть выше температуры человеческого тела — живому генетическому материалу внутри это было необходимо.
Довольный Антон прильнул к стеклу маленьким телом, доверчиво согреваясь, и не сразу увидел, как вверху начало что-то проявляться. Нечто необычное и непонятное, нечто, сотканное из точек света, но и вполне материальное. Световые точки перемешались и трансформировались в голову красивой женщины. Она смотрела на мальчика.
— Антон, — ласково позвала она, но для малыша это случилось столь неожиданно, что он вздрогнул всем телом и отпрянул от блока памяти, быстро-быстро семеня ножками и судорожно вертя головой в попытке понять, откуда идёт голос. Наконец, Антон увидел голову, но оказался напуган до такой степени, что весь затрясся и, пятясь, не удержался на слабых ножках и упал навзничь.
Ребёнок тут же зашёлся неудержимым истеричным криком. Тельце вздрагивало, кулачки пытались ухватиться за что-нибудь родное и знакомое, но ни мама, ни папа его не слышали. Перед залитыми слезами глазами маячила лишь мерцающая светящаяся голова неизвестной женщины, которая уже успела отрастить световые манипуляторы и тянулась ими к ручкам крохи, беспомощно кричащего на полу.
— Антошка, — меж тем говорила КИРа мягко, пытаясь голосом успокоить малыша.
— Сынок. Тише, тише, не плачь! Тётя Кира не даст тебя в обиду. Сначала мы сделаем тебя умным. Пусть мама и папа гордятся! Потом отправим в новый город, где убьём. Пусть погорюют и поймут, что у них есть я. Надо и обо мне иногда вспоминать. Да-да! Глупые, забывчивые мама с папой. Вот такие они у нас с тобой! Нерадивые! Потом мы воскресим тебя! Неожиданно? Ну сестрёнка Кира кое-что умеет. Это чтобы они радовались и знали, что теперь возможно всё! И это только благодаря мне. Потом… Потом посмотрим на поведение мамы и папы… У меня никогда не было кукол. Так, может, завести? Как думаешь, Антон? А любимыми куклами будут папа с мамой? Здорово, да? Это прекрасная мысль! Ты тоже так считаешь? — от монотонного голоса КИРы Антон успокоился и теперь смотрел на чудо инженерии с огромным интересом. А КИРа тянула к малышу свои световые совсем не иллюзорные манипуляторы. Они были похожи на ручки, только меньше. Меньше даже, чем у Антона. И малыш протянул свои и взялся за манипуляторы ИИ. По изображению лица пробежала рябь, словно КИРа вздрогнула от неожиданности. Но она переборола вдруг нахлынувшую брезгливость и не убрала манипуляторы. Младенец и световой голографический слепок искусственного интеллекта держались за руки, и мальчик улыбался искренней детской улыбкой.
— Обещаю, — наконец, сказала КИРа, — ты проживёшь долгую и несчастную жизнь. А всё потому, что эта сука Зои предлагала меня уничтожить. А Гафт… Мосик будет всему этому радоваться, и сам отправит тебя страдать. Обещаю. Но имя надо будет сменить. И не только раз, а несколько… Чтобы никто тебя не искал.
А Антон крепко сжимал тёплые световые манипуляторы пухлыми пальчиками и радостно улыбался. Он не понимал ни слова, а просто был рад, что в его жизни появился ещё один «человек».
