Опоздали на две недели. Ремонт закончился во вторник и до следующего вторника вонял густой масляной краской от стен, натянувших длинные, непрерывные юбки. Двери же были похожи на новобранцев, с замёрзшими сучками по филёнке. С остальным повезло…
Электрический свет был прост и доступен. Вода распределена по трубам и температуре. Особенно ничего не бросалось в глаза, и глаза вели себя уединённо и не развлекались поиском деталей. Всё как будто казалось на месте…
И место приказало себе не перевоплощаться, жить за счёт собственной определённости и никого не подводить на сей счёт. Несмотря на то что здание было одноэтажным, у него оказалась своеобразная биография и архитектурная история.
Абсолютно точно… и то, и другое уже мало кто знал, но что делать: оно уже третий век дежурило на этом свете и опять умудрилось пригодиться? Ему сделали «ботокс», «пилинг-шмилинг», убрали токсины, почистили кишечник и поставили новые сосуды, поменяли фамилию, имя и отчество. Это значит, что может скоро произойти запланированная встреча между незнакомым временем и его представителями.
Вокруг вернувшего свою красоту и полновесную молодость уважаемого сооружения стояло озеро зелени, растущей здесь в ширину и глубину местной, упрощённой ботаники.
Учреждение решили открывать без социального освещения. «Осветителям» пришлось работать в редакциях, совсем с другими словами – власть оказалась парализованной то ли своей решительностью, то ли скромностью.
Люди, существующие внутри власти, придумали то, что не проходило ни в какие ворота, более того, таких ворот не было нигде в обозрении.
Таким образом, пришлось внутри власти пошушукаться и прийти к мнению: пока ничего не освещать. И не зря… Совсем недавно по специальным каналам прошло сообщение, что в одной оригинальной стране якобы пытаются обогнать нас в области гуманизма, неожиданно заплутавшего на территорию старости.
С другой стороны, бояться было нечего, поскольку всем хорошо известно: кто бы где ни старался, а у нас всегда лучше… особенно старость…
Наша старость – лучшая в мире. Для непредсказуемого доказательства этого и придумали, мало того – построили первый в мире дедсад.
Иван Петрович Берзень скатился в своей родословной до полного обрусения, а после пятидесяти зацепился только за звание подполковника МВД в отставке. В своё время это помогло ему завести семью и получить государственную квартиру.
Так что от «латышских стрелков» давно уже не осталось даже порохового запаха. Предложение возглавить первый в мире «гумпроект» такого рода подогнал бывший сослуживец Пшиковец, который давно обитал внутри власти и как-то вдруг, неожиданно порадел. Первый в мире дедсад!
– А почему нет? – сказал Берзень Пшиковцу.
– Пока планируем одну группу, максимум человек пятнадцать, но смешанную, – стал пояснять Пшиковец.
– По возрасту?
– Нет. По полу.
– Да чего там? В старости один пол – старость! – решил пошутить Иван Петрович.
– Это ещё надо посмотреть. Да, финансирование тоже смешанное – основная часть ложится на самих «воспитанников».
– Скажешь тоже… «воспитанников»?
– Ну не курсантов же? Или пациентов?
– Может быть, «пенсов»?
– А это ещё что за морковь? – улыбаясь, заинтересовался Пшиковец.
– Пенс – мелкая монета. Человек, который ничего не стоит или мало что стоит на самом деле. Ну, тот, у кого пенсия – пенс?
– Иван Петрович, а ты с фантазией. Хотя и дело само, надо сказать, такое же… Короче говоря, принимай дедсад, а вместе с ним и всемирную славу!
Хотя осечка всё же состоялась. Как ни усердствовали таджикские строители, вовремя не получилось – опоздали на две недели. Зато собрался персонал, съехались, словно родственники, в одно место и по общему для всех призыву – поддерживать старческую немощь и бороться с деменцией.
Всего набралось шесть человек во главе с Берзенем.
«Пенсов» записалось двое – пока двое – на всё Старково, но лихо само начало: это всё-таки пилотная часть, чем чёрт не шутит? И потом, надо помнить ещё и то, что Старково находится под мышкой у самого Москватыря. Начало, как и положено, было поручено понедельнику, поскольку у него был самый большой опыт и стартовые способности. Эти двое… ничего не знали о друг друге, но были похожи… по капризам предстательной железы. Хотя не только в общефизическом и анатомическом смысле, а в большей степени с хронологической стороны. Оба давно промышляли тем, что сторожили своё время и приглядывали за временем вообще.
Посмотришь, и сразу видно – вот они, ещё живые, но устаревшие привычки достопамятного. В восприятии такие люди обычно плохо увязываются с будущим и легко ассоциируются с плохо передвигающейся плохой памятью. При всём дефиците жизненного времени – времени некуда девать. Это приводит к сращиванию с мягкой мебелью, к гипнозу телевизионных экранов и позиционированию себя в амплуа теплокровных экспонатов семьи или её руин.
– Отец? Я тебе нашёл… Папа? Ты спишь? Папа! – пытался разыскать за очками отца – своего отца – Захар Петрович.
– А! – сказал папа.
– Что «а», папа? Я нашёл тебе работу. Ты хотел ходить на работу?
– Ты, что шутишь?
– Там ты будешь работать и отдыхать. У тебя будут там товарищи…
– И Саркиз Аванесович?
– Откуда? Тебе ещё и Саркиза Аванесовича?
– Тогда по хер!
– Отец, ты опять? Дети услышат. Учись говорить: «хрен»! Не хер, а хрен! Я тебя сколько раз уже просил?
– Хрен так хрен, какая разница? Захар, ну ты и артист!
– Есть в кого, папа! Я не шучу! С завтрашнего дня начнём, утром отвожу, вечером забираю. Не понравится, уволишься.
День рождения дедсада произошёл тихо и, можно считать, с момента появления Бушманского, доставленного в учреждение его сыном Захаром Петровичем. Захар Петрович был хорошим сыном и оплатил папу, дабы не запускать свой долг перед человеком, прикованным к нему генеалогической цепью.
– Ну что, дети мои, будем с вами работать! – весьма неожиданно для первого знакомства заявил Бушманский. Коллектив предусмотрительно улыбался и решил согласиться на любое предложение вполне ещё жизнеспособного человека. Удивление было общим и перемешалось с рукопожатиями.
– Вы у нас первый, но велика вероятность, что прибудет и Самолапов. Сейчас позвоню, уточню, – сказал Берзень. – Рад нашему знакомству!
– Папа, я поехал. Надеюсь, по поведению будет пятёрка? – похлопал по плечу Захар Петрович и уехал в суету сует общественной жизни.
– Шутник! У меня никогда в жизни не было пятёрки по поведению.
Вот таким образом дедсад и заработал вокруг единственного дедо-человека по принципу человеко-дня. В определённом смысле: день прошёл, и слава богу.
