Дело № 210 о самоубийстве о доведении до самоубийства.
Обнаружен труп повесившейся женщины, Фишер Мари, 41 год. Одета в вечернее платье, не ношенное. Кожа лица ухожена, дорогой маникюр. Прическа каре, вероятно сделанная накануне. Оставлена посмертная записка: «В моей смерти прошу винить Имму Шварцман». Записка лежит на газете полугодовой давности, развёрнутой на странице с некрологами. В одном из некрологов на фотографии выжжено лицо, вероятно сигаретами. Рядом на столе пепельница, переполненная окурками. В некрологе имя Имма Шварцман. Записи допросов.
Клаус Шварцман, 44 года
Я познакомился с Мари, когда она приехала к нам с Иммой погостить. Очень красивая. Хотя она старше Иммы лет на пять, кажется. В нее даже можно было влюбиться, если бы ее не ее болезнь. Сначала изъян ее внешности был незаметен, но потом… Смотреть на нее было неприятно. Чем болела? Пахидермией. Ну, знаете, это когда кожа на голове сморщивается в такие мерзко выглядящие складки, из которых торчат клоки волос. Ладно, буду без подробностей. Какие отношения были у Мари с Иммой? Я бы их назвал для сестер образцовыми. Сами посудите. Мари погостила у нас шесть недель. Потом через месяц переехала к нам насовсем. У Мари расстроились отношения с ее женихом, я думаю из-за болезни Мари. Вообще-то я не сноб. Мужчинам нравятся всякие женщины. И для Мари нашелся бы обожатель, потому что в остальном она была совершенством. Но ее помолвленный был не такой. Если честно, я тоже. Извините, опять увлекся. Что я хочу сказать. Имма приняла Мари как родную. У меня тогда с Иммой произошел напряженный разговор. Имма настояла. И, признаться, я потом не пожалел. Мари нам помогала. И по хозяйству, и с детьми. Я ей за это благодарен, но близко не сходились. Она меня сторонилась, может, стеснялась. С женой я не обсуждал их отношения. Кстати, у Иммы был дневник. Может, там найдете больше. Где хранила? Простите, не знаю. Мы с женой уважали личное пространство друг друга. Она мне даже о раке сказала, когда уже была последняя стадия. Не хотела меня тревожить. Где-то через месяц после похорон Мари уехала.
Эмили Шварцман, 16 лет
Я тетю Мари обожала. Мы с братом Вилли оба ее обожали. Извините, у меня слезы сами льются. Она была нам как вторая мама. С ней было весело, она устраивала внезапные вечеринки. Говорила, что я копия мамы, а Вилли – папы. Когда она хотела казаться строгой, то называла нас «маленькая Имма» и «маленький Клаус». Получалось смешно. Когда познакомились? Она всегда была с нами, сколько я себя помню. Отношения с мамой? Мама ее любила. Ну, потому что она говорила ей «здорово мне помогаешь», «что бы я без тебя делала», «ты молодцом держишься» и все такое. И тётя Мари тоже маму любила. Потому что у нее самой детей не было, а мама позволяла ей с нами заниматься, ухаживать за нами. Мама писала дневник? Я не знала. Как-то я видела ее, когда она что-то писала за столом. Не знаю, может письмо. Один раз тетя Мари меня очень испугала, когда сидела за маминым столом. Это было, когда мама уже умерла. У нас были поминки. Я зашла в комнату мамы, а там тетя Мари сидит за столом. Она как-то резко встрепенулась, будто ее застали за чем-то нехорошим. Она посмотрела на меня, и ее лицо так страшно скривилось, словно она увидела чудовище. Я испугалась и убежала. Что я ей сделала?! Простите, не могу. Можно я уйду?
