У соседей гуляли. Там орала музыка, орали пьяные голоса, и этот шабаш грозил затянуться до ночи. Что-что, а праздники русские люди отмечать умеют. Между тем за окнами быстро темнело. «Почему не идут дети? – подумала Лидия Николаевна Бессонова, – так скоро и праздник кончится». Женщина придирчиво оглядела накрытый стол. Закусок было немного, обычные салат «оливье» и селёдка «под шубой», а также дефицитная колбаса и не менее дефицитные мандарины, купленные на рынке за бешеные деньги, а также две бутылки водки, взятые по талонам в результате многочасового выстаивания в очереди, где не обошлось без матов и мордобития. Вообще за последнее время люди одичали, по малейшему пустяку готовы в глотку вцепиться. Впрочем, какое время, такие и люди… «Ну ладно Антон, а Рита, Рома? Они-то где?»
Поднявшись с дивана, Лидия Николаевна пошла на кухню, покурить в форточку. Притворила за собой дверь. Шум от соседей стал почти не слышен. Он уже порядком надоел. Особенно когда сидишь одна в пустой квартире и ждёшь… Закурив сигарету, женщина закашлялась. Это было не в первый раз, а началось с полгода назад. Может пора бросать? Всё-таки двадцать лет она курит. Не так часто, как покойный муж курил, пачку на три дня тянет, но всё же…
«Нет, вы подумайте только, где они все?»
За окнами уже темно. Начало восьмого вечера. Еще три часа и нужно ложиться, утром на работу. Работа в книжном только кажется лёгкой. А когда тебе за сорок, весь день на ногах переносить не просто. Но работать надо. Без работы не будет денег, без денег не купишь еды, без еды умрешь. Впрочем, сейчас даже с деньгами купить еду не просто, придёшь в магазин, а там пусто. Надо искать момент, где что-то выбросят в продажу, и бегом туда, пока не расхватали. «Спасибо Миша, Рая, что жизнь пошла другая, за перестройку вас благодарим…». Ага, благодарим…
Затушив окурок в пепельнице, Лидия Николаевна усмехнулась, скривив пока ещё красивое лицо. «Восьмое марта, мой праздник… А нет никого… Что ж это такое?» Возвращаться в зал не хотелось, там шумно и это уже раздражает. «Может взять бутылку и пойти к соседям? – вдруг подумала она, – не выгонят же… Но и рады не будут…». За пять лет, что Бессоновы тут живут, с соседями так и не сошлись. Люди, конечно, простые, обычные, но… не сложилось. Паша их недолюбливал. Непонятно почему. Свой круг остался там, где жили раньше, на Лермонтова, в бараке. А здесь по-другому… Впрочем, пусть так и остаётся…
Бессоновы ждали переезда двадцать лет. Уже и дети почти выросли, а горисполком всё оттягивал, всё обещаниями кормил, разные отговорки находил. Лишь когда Паша пошёл и наехал на них конкретно, пообещав в крайком жалобу накатать, смилостивились… Квартира, конечно, не в новом доме, зато тёплая зимой, хоть и угловая. Две комнаты, туалет, ванная, прихожая, балкон. Сорок пять квадратов. И на том спасибо…
Когда переехали, старшая, Ритка, уже медучилище своё закончила и пошла работать в больницу, средний, Ромка, после восьмого класса пошел в девятый, а младший Антон в седьмой. Детям спальню отдали, родителям пришлось на диване в зале спать. Вообще, по закону, если дети разнополые, должны трёхкомнатную давать, но… ладно, хоть эту дали… Через год Рита выбила себе общагу и ушла, стало просторнее, пацаны сами теперь в спальне хозяйничали. Ходили они в ту же школу, что и до переезда, в шестую. Только там рядом было, а тут почти полчаса идти. Но ничего, отходили. После десятилетки Рома взял и в пединститут поступил, молодец. А вот Антона из-за поведения после восьмого класса в училище выперли. Какой-то он разболтанный стал, учился плохо и прогуливал, курить начал, дрался постоянно. В училище, правда, немного успокоился, повзрослел что ли…
Потом не стало Паши. Мужа Лидии Николаевны и отца Риты, Ромы и Антона. До полувека всего полгода не дотянул. Лёг однажды спать вот на этот самый диван и не проснулся. Сказали потом, тромб оторвался. Мол, мужик себя не жалел, и пил, и курил, и работал как вол. Но разве другие не такие же? Значит, не повезло ему, где-то организм сбой дал…
Похоронили в прошлом мае. На поминки пришли с работы, соседи бывшие с Лермонтова, некоторые приятели Паши. Выпили, погоревали, разошлись. На девять дней уже меньше людей было, на сороковины вообще сами сидели.
Лидия Николаевна всё же пришла в зал, не захотела больше торчать на кухне. Но пошла больше из-за Паши. Раскрыла шкаф, портрет вытащила в чёрной рамке, а с него Паша улыбается, глаза с искринкой… «Эх, Паша, Пашечка, как ты так, как ты мог… Хорошо хоть дети выросли, даже Антон уже взрослый, училище закончит, пойдёт в армию… Как он там будет? Хоть Афганистан прекратился… Но другого хватает, «дедовщины» той же, да и в стране чёрте что творится, телевизор страшно смотреть… Хоть Ромке не идти, с того года институтских брать перестали, а вот Антошу заберут…
У соседей после паузы вновь загремела музыка. Лидия Николаевна прислушалась, песня красивая, из современных, этот поёт… как его… Юра… про белые розы… Женщина прижала портрет к груди, заслушалась зачарованно… и не сразу различила трель дверного звонка. А когда различила, то спохватилась, убрала портрет в шкаф, поспешила в прихожую…
