19**
Англо-бурская война
Осада Макфенинга
Буры – не самая красивая нация на свете, но Диана ван Дрейк, одна из лучших стрелков бурских партизан-коммандос, выглядела, как Мадонна с картин голландских мастеров. Когда Александр Годли с двумя эскадронами англичан окружил группу африканеров, засевшую в каменном краале в Стаде, бурские снайперы совершили вылазку и начали метко стрелять по манчестерцам.
Обеспокоенные неожиданной атакой, британцы принялись отстреливаться, не понимая, откуда их атакуют. Наконец какой-то ретивый шотландский доброволец бабахнул наугад из дробовика по кустам, как раз туда, где стрелки оборудовали передовую огневую позицию. Диану ранило дробью, несильно посекло кожу на плечах, предплечьях и кистях. Партизанам удалось отнести ее вместе с другими ранеными в хижину рыбака, где устроили временный госпиталь.
Молодой, но опытный доктор Георгий Родин, волонтер из России, не отходил от девушки. Впрочем, от других раненых он тоже не отходил… Но даже дядя девушки, Иоганн ван Дрейк, потерявший глаз, заметил, что отношение у молодого доктора к раненой красавице особенное. Да и Диана тоже привязалась к русскому крепышу, и постоянно в большой комнате, пропахшей сеном и кровью, слышался ее голос:
– Жоржи! Жоржи! – с крепким фламандским грассированием. И хотя имя месье Родина звучало немного по-другому, он все равно с радостью откликался.
Вот и в это воскресенье, сразу после утренней молитвы, доктор обходил раненых и не сразу услышал встревоженный шепот Дианы:
– Жоржи! Жоржи!
А когда обернулся, то вздрогнул: так было обезображено ужасом милое личико мадемуазель ван Дрейк.
– Британцы! И впереди сам Генри Джойс!
Родин не понял, в чем причина страха. Он улыбнулся и ответил:
– Британцы не имеют права даже переступить этот порог. Здесь висит флаг Красного Креста, и по международной…
В этот момент дверь распахнулась от удара ногой и с грохотом врезалась в стену, подняв клубы пыли. В проеме стоял крепкий сержант в песчаного цвета форме британской армии, за ним ощетинились штыками четверо солдат.
– Мятежники, – медленно и презрительно процедил сержант, не выпуская изо рта короткой трубки, – вам придется проехать с нами в лагерь концентрации. Немедленно. Взять их, ребята.
– Жоржи!.. – прошептала Диана, закрывая глаза перебинтованными руками. Из-за волнения раны открылись, и бинты закровили алыми розами.
– О, да здесь куколка, которая подстрелила старину Ричардса! Ну, с тобой будет особый разговор. Живо! Одеваться, а то потащим вас в этом тряпье!
Солдаты протопали в комнату, не опуская винтовок, но на их пути встал Родин, высокий, крепкий, в белом халате и с ослепительной улыбкой.
– Господа, – сказал он, разведя в стороны руки в миролюбивом жесте, – вы забываетесь. Это здание находится под охраной международной организации Красного…
– …, – грязно продолжил его фразу сержант и плюнул на пол желтой от табака слюной. – Здесь, в Трансваале, вы находитесь под охраной ее величества королевы Виктории и сержанта Генри Джойса!
– Вы находитесь в полевом госпитале, и я прошу вас не плевать на пол. Даже зулусы у меня такого не позволяли! – и Родин сильным движением отвел в сторону направленные на него штыки. Солдаты растерялись. – Попрошу вас выйти вон! – строго добавил Георгий и указал на дверь.
– Поганые трусы! – взревел Джойс, распихивая своих подчиненных. – Твое дело, докторишка, – это клистирные трубки, и не тебе отдавать приказы солдатам ее величества!
– Если солдаты ее величества ведут себя как свиньи, то мое дело – вышвырнуть их из больницы, защищенной международным Красным Крестом! А я – подданный его величества российского императора, и не потерплю издевательств над ранеными!
Диана ахнула, закрыв лицо руками. Но Родин этого не видел, он уже давно находился в великолепной эйфории схватки. Джойс швырнул в сторону винтовку, ее сразу подхватил малорослый рыжий капрал.
– Будь ты поганым африканером, я бы проколол тебя штыком, как свинью! – криво ухмыльнулся Джойс. – А так просто поучу русского медведя вежливости.
И он стал в боксерскую стойку.
– Жоржи, это лучший нокаутер во всем британском гарнизоне! – прошептала Диана. Она приподнялась с кровати. – Ты не должен рисковать ради нас.
– Ничего, – улыбнулся Родин, закатывая рукава.
– Нет. Я этого не стою. Отойди, Жоржи, я отправлюсь с этими мерзавцами…
– Отправишься! – заорал Джойс. – Только после того, как я выколочу пыль из этого хлыща!
И Джойс нанес почти невидимый, такой он был быстрый, удар в лицо Родину. Но Георгий отклонился совсем чуть-чуть, достаточно лишь для того, чтобы кулак просвистел мимо, и сам ударил в ответ. Он двигался медленнее сержанта, и тот успел закрыть голову локтем, да только без толку. С шумом хрястнула сломанная рука, запрокинулась в сторону голова, и Джойс отлетел в сторону, сбив с ног двух солдат.
– Вот это удар… – прошептал третий англичанин, которому посчастливилось стоять чуть в стороне.
Джойс вскочил, из разбитых губ текла кровь.
– Я тебя…
– Енюша! Енюша, вставай! – Георгия трясла сухонькая, но на удивление крепкая старушечья рука. – Вставай, пациент к тебе. Ванюшка Гусев пришел, вставай, срочное что-то! Чегой-то дергался ты, милок, точно как мой старик… Поди опять война привиделась?
Родин мгновенно проснулся. Тягостные военные воспоминания, которые часто посещали его во снах, стали постепенно меркнуть.
19** год
г. Старокузнецк
Днем раньше
В свете лампы сверкнуло лезвие топора.
– Ну, так что, любезный? Ночь долгая. Слышать нас никто не услышит. А спрашивать я умею. Школу хорошую прошел. Так потом разговоритесь, что силой затыкать придется.
Ночь – не лучшее время для прогулок в Старокузнецке. Потому ночью порядочные горожане сидят по домам, разве только самые общительные сидят в Английском клубе или Дворянском собрании, а иные, не столь духовно богатые, – веселятся в ресторанах «Монмартр» или «Олимпия». Но чтобы отправиться в такой глухой район города, как Чемодановка, нужно быть или отчаянным, или сумасшедшим. Глухой лес, кладбище без церкви (храм недавно сгорел, после того как в него попала молния) и много жутких историй про призраков.
Именно тут и выстроил свою усадьбу знаменитый на всю Россию промышленник и миллионер Стрыльников. И неспроста.
Прошлое у него самого было темное. Сам местный, старокузнецкий, да вырос сиротой, в приюте воспитывался. Все знали, что по молодости – по глупости, лет семнадцати, получил он десять лет каторги, не то за разбой, а не то и вовсе за смертоубийство. Оттуда, говорили, бежал, а после подрядился в старательскую артель на Приамурские прииски и спустя семь лет вернулся сказочно богатым. Стал сорить деньгами направо и налево, выстроил себе дворец, уменьшенную копию Версаля с фонтаном, павлинами и всяко-разными экзотическими тварями из Индии и Африки, организовал две мануфактуры, пушную и суконную, а от своего дома до конторы проложил железную дорогу и паровоз с одним роскошным вагоном из Англии выписал. В вагоне у него кабинет, мягкие диваны итальянской кожи и даже новомодный фаянсовый ватерклозет по особому заказу из Нью-Йорка!
