59 год от Рождества Христова.
Тропа виляла среди гор самым непредсказуемым образом, то уходила вниз, то взбиралась так круто вверх, что приходилось карабкаться на четвереньках. Отряд, постоянно рискуя сорваться в бездонную пропасть, медленно продвигался к намеченной цели.
Руфус шёл вслед за проводником, постоянно поминая Юпитера, Марса и прочих богов, обещая в случае благополучного возвращения принести им щедрые дары. Кроме того, его мысли непроизвольно обращались непосредственно к виновнику этой опасной экспедиции – командиру четырнадцатого легиона Цессию Лонту. На его голову Руфус обрушивал всевозможные проклятия.
Руфус оглянулся на спутников, устало бредущих по горной тропе, смирившись с тем, что любой из них может сорваться в бездонную пропасть.
– Великий Юпитер, ну где же этот проклятый храм?! – взмолился Руфус, теряющий силы от долгого перехода, продолжающегося вот уже трое суток.
Мулов, купленных в деревне на равнине, пришлось оставить почти сразу же, два дня назад под охраной двух человек. По такой тропе гружёному мулу не пройти, разве что горному барану, да и то с трудом. Спустя сутки пешего перехода Руфус ощущал себя почти этим животным, карабкаясь по тропе, опасаясь оступиться, сделай он хоть один неверный шаг. И вот неверный шаг был сделан – один из людей Руфуса сорвался в пропасть, и никто даже не успел протянуть ему руку помощи.
Руфус, понимая настроение отряда, проревел:
– Вперёд! Мы найдём храм, или я – не Руфус Плиний! Или вы забыли, какая награда ожидает вас в Риме?
Все прекрасно помнили о тысяче серебряных сестерциев[1], обещанных каждому, кто вернётся с находкой, ради которой, собственно, и был снаряжён поход. Люди зашевелились и начали медленно продвигаться вперёд. Все они – гвардейцы когорты претора[2], каждый участвовал во многих битвах и походах. Лорики-гаматы[3] римлян скрывали многочисленные шрамы, которые могли бы красноречиво рассказать об их прошлом.
Итак, из отряда уцелели трое гвардейцев, не считая проводника. Руфус оглянулся и вперил взор в опытных ветеранов, которым был не ведом страх на поле боя. Но только не здесь…
Легионер в очередной раз помянул Цессия Лонта недобрым словом: «Сидит небось в тенистой галерее своего дома на берегу Тибра и пьёт виноградное вино! Чтоб тебе захлебнуться!!!» Руфус облизал иссохшие от волнения и напряжения губы, откупорил флягу и глотнул немного воды. Кто знает, сколько ещё идти, ведь карта Цессия весьма не точна!
«Если бы не две тысячи сестерциев (именно эта сумма была обещана Руфусу как предводителю отряда), никогда бы не отправился в этот забытый Юпитером край! – подумал он, медленно ступая вперёд по горной тропе и пытаясь отвлечься от гнетущих мыслей. – Неужели Цессий не знал, что именно представляет собой эта магическая вещица? Да и есть ли она на самом деле? А карта, которой он меня снабдил, – лишь рисунок, каракули. Разве можно им верить?..»
Руфус вспоминал, как он лично, набирал отряд из шести человек, вызывая недовольство центуриона Флавия, но против приказа Цессия не пойдёшь! И вот они, соблазнившиеся обещанными сестерциями, здесь – ползут теперь по горам неизвестно куда! А главное, неизвестно зачем…
* * *
Четыре месяца назад легат Цессий Лонт вызвал Руфуса к себе. Легат доверял Руфусу, они воевали вместе ещё со времён, когда Цессий был центурионом. Но по воле судьбы, а может, по воле богов, Руфус спас жизнь своему центуриону, и тот проникся к молодому воину доверием и благодарностью. С этого момента удача начала сопутствовать молодому легионеру.
Поэтому у Цессия не было другой кандидатуры, кроме Руфуса, для выполнения столь опасной и тайной миссии. Когда легионер явился к Цессию, тот вёл оживлённую беседу с неким седовласым старцем. Руфус узнал его, это был сенатор Марк Сегноций. При появлении легионера собеседники замолчали. Сегноций смотрел на Руфуса изучающе, словно пытаясь проникнуть в его самые сокровенные мысли. Затем сенатор одобрительно кивнул Лонту, и тот широким жестом пригласил Руфуса возлечь на подушки у небольшого стола, накрытого всевозможными яствами, и присоединиться к дружеской трапезе.
После обильных возлияний и приятной беседы Цессий наконец поведал Руфусу, ради чего пригласил его. Из длинного туманного рассказа Руфус понял только одно: сенатор располагает некой древней картой, на которой обозначен путь к высокогорному храму, посвящённому божеству Бафомету*[4]. Монахи храма поклонялись статуе божества, в которую временами вселялся первородный дух Бафомета. Задача перед Руфусом стояла предельно ясная и на первый взгляд простая – завладеть статуей и доставить её в Рим. Что собой представляла статуя, зачем она понадобилась сенатору и легату, сказано не было, да и Руфус как старый солдат привык не задавать лишних вопросов.
* * *
Наконец на четвёртый день блужданий по горным тропам перед взором Руфуса открылась ровная площадка, на которой возвышался каменный храм, возведённый руками монахов много веков назад. Перед его входом стояла огромная каменная статуя, изображающая четырёхрукое божество, вероятно, Бафомета.
Руфус достал карту, сверяясь с рисунком: место вроде бы совпадало – вот нарисован четырёхрукий маленький человечек. «Похоже, мы достигли нужного места!» – легионер оглянулся, намереваясь уточнить некоторые детали с проводником, но того и след простыл.
Руфус недоумевал: проводник только что стоял здесь. Куда он мог деться?
Легионер приказал своим людям спрятаться за камнями и затаиться. Сам же Руфус занял выгодную позицию для наблюдения за храмом. Предстояло решить непростую задачу: как с малым числом воинов захватить храм? – надо было правильно рассчитать свои силы.
Легионер отчётливо видел вход в храм, несмотря на то что солнце светило сбоку. Он, как и гвардейцы, устал и мечтал об отдыхе, силой воли подавляя желание расположиться тут же на камнях и заснуть. Монахи входили и выходили из храма. Руфусу они показались все на одно лицо из-за однообразных оранжевых одежд и бритых голов. Наконец к вечеру легионер научился различать монахов и определил их приблизительное число.
Смеркалось… Солнце, отправлялось на покой, лениво лаская снежные вершины, последними лучами, когда Руфус пришёл к выводу: в храме находится шесть-семь монахов.
Гвардейцы были измотаны длительным переходом по горным тропам, и кратковременный дневной отдых не восстановил их силы. Но они помнили о том, что в Риме их ждёт награда, и немалая, каждый должен получить по тысяче сестерциев.