От долгого ожидания моё тело словно налилось свинцом, и вот теперь пружина спускового крючка сорвалась, выплёскивая наружу весь мой справедливый гнев, накопленный в течение года. Сложнее всего мне было дождаться этого момента сидя в кустах в полной темноте и позволить ему совершить всё это. Я знаю, что с моей стороны в отношении жертвы это жестоко. Но мне было нужно убедиться во всём этом самому.
Всего несколько кошачьих шагов совершённых молниеносно и вот моё тело, словно сжатая пружина разворачивается, совершив предварительный замах рукой, и наносит удар. Справа налево, от всей пролетарской души в область виска насильника, который в этот самый момент уже душил свою жертву.
Ровно так же, год назад этот потерявший берега чиновник задушил в этом же парке мою дочь. Потом были суды, нервы, бесконечная бюрократия и тупая боль бессилия. Продажные адвокаты отмазали его, а весомые доказательства таинственным образом пропали. После этого во мне что-то безвозвратно умерло и я сам не желая того превратился в машину правосудия. Нет не по закону, а по справедливости. Ведь если в этом мире не останется справедливости, то зачем ему тогда быть вообще?
Я изучил все его повадки, внимательно читая каждый его посты в социальных сетях. Я знал о нём практически все, твёрдо веря в то, что рано или поздно он опять выйдет на охоту. Так и произошло.
Старая увесистая палка в коре, найденная мною незадолго до этого момента, разлетелась на части от удара об его голову. Я специально не брал с собой ничего, что могло быть истолковано его адвокатами как оружие нападения. Их продажные способы перевернуть всё с ног на голову я изучил хорошо. И мне не нужна была его смерть, она всё равно ничего бы уже не изменила. Тут всё дело в справедливости – преступник должен получить достойное наказания.
Насильник (Леонид Борисович), потеряв сознание, ткнулся лбом в лицо своей жертвы и его руки, сжимавшие её горло, обмякли. В отблеске лунного света я разглядел на его виске стекающую струйку крови. Девчонка, хрипло вдохнула воздух и тут же закашлялась, приходя в себя. Я упёрся ногой в плечо туши чиновника и столкнул её в сторону, дав девочке возможность выбраться из-под неё.
– Я не смог уберечь свою дочь, – глухо произнёс я, отбросив в сторону обломок палки, что держал в руке, – Но я хотя бы спасу жизнь тебе, девочка.
Не стоит осуждать её за то, что она тут же убежала, куда глаза глядят. Она находится в шоковом состоянии, и я очень надеюсь на то, что всё это она забудет в скором времени, словно кошмарный сон. А чего я и ожидал от неё? Благодарности? В данный момент я для неё такой же зверь, как и тот, который её только что душил. И это стопроцентная, правда. В моих глазах сейчас нет ничего человеческого кроме безумия и праведного гнева. Зато там точно должна быть справедливость.
Туша чиновника зашевелилась, подтягивая под себя колени и приподнимаясь на локти. Живучий гад! И голова у него словно дубовая, нормальный человек на его месте лежал бы до утра здесь в отключке.
Леонид Борисович, помотав головой, уставился на меня, разглядывая, кто это перед ним стоит в свете луны.
– Узнал? – мой голос сейчас походил больше на утробное шипение.
– Кто ты? – без особого интереса спросил он, усевшись на свой толстый зад и размазывая рукой кровь, стекающую с виска по щеке.
Моя реакция была вполне предсказуемой: я ожидал каплю раскаяния, а получил грубость, и поэтому моя нога справедливо ударила его по наглой физиономии. Удар получился несколько смазанным, но и этого вполне хватило для продолжения адекватного диалога.
Туша опрокинулась в зад себя, упав на спину, надсадно захрипев. Вот она справедливость – вот она. Уже давно за полночь и в парке возле придорожного кафе, в котором он благодушно спаивал свою будущую жертву нет ни души. Нам никто не помешает теперь поговорить по душам.
– Всё ещё не узнал, Леонид Борисович? – поинтересовался я, разминая кисти рук.
– Ты что ли, сантехник? – шепелявя, предположил чиновник, опять пытаясь преодолеть земное притяжение и подтягивая под себя колени.
Судя по всему, я выбил ему передние зубы, и именно их он сейчас сплевывает, ворочая опухшим языком у себя во рту. Нет, мне его не жалко от слова совсем, но и руки об него марать тоже противно. При любых других обстоятельствах я бы никогда не опустился до этого уровня. Но сейчас случай особый и выбора как такового у меня не осталось.
– Значит узнал.
– Гнев твой справедлив, спору нет, – чиновник сменил свой тон на более уважительный для человеческого общения, – Но вопрос лишь в том, что ты будешь делать дальше?
Он вновь уселся на свою задницу и шумно выдохнув, уставился на меня в упор.
– Ты ответишь за все свои злодеяния, и это будет справедливо.
– Как ты это себе представляешь, сантехник? Ну, потыкаешь ты мне ещё ногой по лицу, а дальше то что? Убьешь меня что ли? На это у тебя очко слабо.
– Откуда тебе знать, на что я способен?
– От верблюда, – хмыкнул чиновник, сплюнув кровью в траву, – Будь ты хоть на что-то дельное способен, этого глупого разговора бы не было.
А ведь он был, чёрт его побери прав. Я тысячи раз представлял себе, как рву его тушку на части с массой подробностей и тому подобное, но на самом деле убить его не готов. Так же у меня нет ни единого доказательства того, что он только что тут творил. Его адвокаты попросту размажут меня на первом же заседании суда и пустят на смех по миру. Почему же я не просчитал свои дельнейшие действия? Может страсть охотника и справедливый гнев застелили мой разум непролазной тьмой?
Этот гад обличённый власть съел не одну собаку на том, как подсиживать своих сослуживцев и сживать со свету тех, кто встаёт на его пути. В какой-то момент он почувствовал себя Богом и решил что ему всё дозволено. Решил, что может творить все, что его проклятой душе угодно и ничего ему за это не будет. Мы же все для него расходный материал и не более того. Горько от этой мысли. Что я могу изменить?
– Рано или поздно ты ответишь за всё, – голос мой звучал твёрдо, но особой веры в нём уже не было, – По крайней мере, сегодня я спас одну божью душу.
– Уж не спасителем ли ты себя возомнил? – вопросил Леонид Борисович, приоткрыв свой беззубый рот, и тлетворно улыбаясь, – Ты себя в зеркале то видел, тля ты безродная?
Чиновник натужно закряхтел, пытаясь встать на ноги, но это у него не получалось, он вновь и вновь падал обратно на колени. Бессильная злоба вновь захлестнула мой разум, и он помутился. Не помня себя от ярости, я бросился на него с кулаками, но просчитался.
