Осень. Солнце только показалось за серым смогом. По туманному небу плавно перетекали тучи, предвещавшие своей дымчатой окраской ненастную погоду. Люди сонно выходили из своих домов, словно муравьи из муравейников, и второпях спешили по делам. По узким дорожкам пробегала ребятня, с бурным весельем кидая друг в друга опавшие листья. На площадке перед художественным университетом, студенты собирались в небольшие кучки, после чего расходились каждый по своим корпусам. Тут же, на скамьях сидели несколько девушек и, кутаясь в свои тонкие курточки, что-то бурно обсуждали. Из-за железной ограды, по размерам которая едва не превышала рост среднего человека, вышли два парня, одетые как один в пальто, из-под которого торчал серый шарфик, и черный берет. Размахивая портфелем, они беззаботно перешучивались между собой. Заметив группу девушек у скамьи, они легкой и слегка нахальной походкой, направились к ним.
– Привет, Дженни, как поживаешь? – спросил один из парней с некой ухмылкой.
Девушка из вежливости кисло улыбнулась, и отвернулась в противоположную сторону, дабы избежать неловкости всей ситуации. Сидевшая рядом ее подруга, подошла к нему и поцеловала в щеку, что-то шепнув на ухо.
– Встретимся на первом этаже, – обратился он к своему другу и ушел вместе с ней прочь.
– Дженни, – уверенно начал второй парень, – не хочешь как-нибудь прогуляться на выходных?
– С чего ты решил, что я буду свободна, Уильям?
– Разве это не очевидно?
От недоумения у девушки даже слегка приоткрылся рот. Прикусив губу, она развернулась к своим подругам. Они стали перешептываться между собой, кидая на него колкие, как иглы взгляды. Пожав плечами, он вздернул головой, словно стараясь отмахнуться от них, и надвинулся в корпус.
Время на последней лекции тянулось неумолимо долго. Уильям, совсем заскучав, рассматривал впередисидящих однокурсников. Все они были заняты своими делами: кто-то перешептывался между собой, кто-то отчайно пытался усвоить материал, кто-то спал или же, наоборот, из-за всех сил старался этого не делать. Дженни сидела на третьем ряду и что-то записывала. Уильям оторвал тетрадный лист и стал рисовать ее силуэт. Кто-то сзади толкнул его в плечо. Он обернулся.
– Кто это? – его друг указал на рисунок.
– Не твое дело, Алекс, – Уильям быстро смял его и оставил на парте.
Раздался громкий звонок, пробудивший половину аудитории ото сна. Студенты встрепенулись и оживленно стали собирать вещи. Алекс перепрыгнул через ряд к Уильяму и схватил рисунок.
– Отдай!
– Давай, пожалуйся еще своей мамочке! – крикнул тот, но тут же прикусил язык.
Уильям размахнулся, и попал кулаком прямо по переносице. Алекс зажал нос. Кровь просачивалась через его длинные пальцы, растекаясь по сжатому в руке клочку бумаги.
– Я не хотел говорить это… ну… про твою мать…
Уильям молча забрал листок и вышел из аудитории. В проходе стояла Дженни и с недопониманием смотрела на него.
– Что тебе надо? – огрызнулся тот.
Она опустила голову и отошла в сторону. Уильям быстро вышел и, не застегнув пальто, покинул пределы университета, по пути выбросив в ближайший мусорный бак рисунок. Он шел твердой, даже озлобленной походкой. За его спиной послышались чьи-то вопли.
– Стой!
Он обернулся. Алекс, запыхавшийся, бежал по тротуару. Добежав до цели, он тяжело выдохнул и, переведя дыхание, положил руку на его плечо.
– Ну прости меня, друг, не подумал я.
– Ничего страшного, – отрезал тот.
– Я правда не хотел…
Алекс жалобно посмотрел на него исподлобья и криво улыбнулся.
– Прощаешь?
Уильям снял его руку со своего плеча и лишь молча кивнул, не дав однозначного ответа. Так они молча шли еще около десяти минут. Вдруг Уильям свернул со своего привычного пути, и хотел было направиться в переулок, но голос Алекса его остановил.
– Что это ты забыл в этих трущобах?
– Теперь эти трущобы – мой дом.
– Почему ты раньше не сказал?
– Зачем?
– Уильям, мы ведь с детства дружим, – он усмехнулся, – да даже наши семьи дружили. Ты мог сказать, если у твоей матери возникли какие-то осложнения, и что нужны деньги.
– "Дружили", – подметил тот, – ты забыл, почему они перестали общаться?
– Нет…
– Тогда к чему все эти любезности? Хочешь знать, почему я тебе сразу не сказал? Потому что моя мать слишком горда, чтобы брать деньги у тех, кто предал нас.
– Но разве лучше жить в таком месте, увядая в долгах и кредитах, чем просто попросить о помощи?
– Пускай мы будем жить здесь или где еще похуже, зато достоинство не потеряем.
– Глупец. Ты же знаешь, что ей нужны эти лекарства. Зачем весь этот цирк? Займите денег у нас, потом, если уж так желаете, вернете.
– Обойдемся без помощи твоих родителей.
Алекс нахмурил брови, но взгляд его не был сердитым. С сочувствием, он приподнял глаза так, что одинокий луч, выглядывающий из-за монолита, пал бликом на серую радужку. Прищурившись, он оглянул Уильяма, и пробормотал:
– До встречи, приятель.
Уильям молча кивнул и, не поднимая головы поплелся к своему дому. Некоторые из окон его дома были заколочены, из-под досок торчали куски тряпок и старой одежды, которая износилась своими хозяевами до таких дыр, что уже невозможно было зашить. Уильям подошел к своему подъезду. Днем ранее у него имелась дверь, сейчас же здесь ничего нет. Справа от него сидела цыганка и что-то напевала своему годовалому ребенку, в какой-то из квартир выше раздавался жалостный детский вопль. По стенам шли глубокие трещины, и казалось, что вот-вот все обрушится. Он вставил ключ в дверь, и та с железным скрипом отворилась. На него словно волной нахлынул запах старья и чего-то гниющего. Он тихо закрыл дверь, разулся и на цыпочках прошел в спальню. На кровати лежала его мать. Лицо ее было чуть белее, чем у трупа. Он так же бесшумно подошел к ней, и слегка приподняв ее шапочку, поцеловал в лоб. Она медленно открыла свои помутневшие глаза и взглянула на него.
– Уильям?..
– Да, мам, это я. Ты не голодна? Я принес тебе лекарства. Ты должна их выпить, но перед этим тебе стоит немного поесть.
Ханна с небольшим усилием улыбнулась, подняла руку и прижала ее к его щеке. Уильям нежно взял ее за руку и поднес к своим губам.
– Я согрею тебе бульон.
Он поднялся и прошел в кухню. Запасы холодильника были не богаты: на верхней полке стояла тарелка с желтым маслом и кусочек сыра, на нижней – бульон и несколько овощей. Он взглянул на дверцу – несколько упаковок с таблетками, зелень. Уильям достал кастрюльку и отлил оттуда немного для матери. Он взял лекарства, налил стакан с теплой водой и вернулся к Ханне. Уильям аккуратно поставил поднос ей на ноги и помог ей сесть.
– Спасибо, мой мальчик, ты можешь идти…
– Я уйду, когда ты выпьешь эти таблетки.