Я сделала над собой усилие и оторвала свой взгляд от глаз деда Мирона, который пытался сделать меня послушной, как и Максима. И громко произнесла:
– Неправда! Я не могла умереть, врете вы все, чтобы запугать меня и моих родителей. С того света люди не возвращаются. Тем более глупости это, что Нура в меня вдохнула жизнь. Я в это никогда не поверю, и Макса от вас я забираю. Спасибо за приют, но пора и честь знать. Камень ваш я вам вернула, мне он не нужен, не хочу слыть здесь ведьмой, как ваша бабушка. Не хочу, чтобы меня боялись люди. Мне не нужна власть, я не хочу, чтобы случайно оброненное желание исполнялось, и чтобы сама боялась своих мыслей.
– Поэтому ты любишь жизнь такой, какая она тебя окружает, потому что когда-то ты ее уже один раз потеряла. Не твоя то была вина, но от этого не уйдешь. Теперь ценишь все, что имеешь, и на чужое не заришься. В тебе нет зависти, нет алчности. Любишь всех без разбора. Насчет хлопца скажу так, не торопись, девонька, он мне еще здесь нужен. Раз оставила его при мне, так здесь он и останется, пока сам не отпущу.
– Это тоже плата за то, что приютили его?
– Считай, что так.
– А какая плата вам нужна была за мое спасение? Отец мой вам даже дом наш предлагал, но вам было его мало, вы уже тогда для себя решили забрать у них меня в свои черные дела, так ведь?
– Если бы хотел, то сразу и забрал. А платить за твое спасение не мне надо, а Нуре.
– Почему ей, ведь спасли меня вы, а не она?
– Нет, я тебе говорил уже, мужчина не может обладать такой силой, как женщина, чтобы вернуть тебя к жизни, Нура нарушила закон потусторонних сил и спасла тебя.
– Только в кино можно увидеть такое, призраки, ведьмы, души, мир живых и мертвых, в жизни такого не бывает. Всеми законами вселенной, дед, это не во-з-мож-но! – по слогам произнесла я.
– Откуда тебе знать, что возможно, а что нет? Проживешь, сколько я, вот тогда и поговорим.
– Хотите сказать, вы бессмертный и доживете до моей старости?
Но дед не ответил, сделал вид, что не услышал меня.
– Ответь мне, дед Мирон, – переходя опять с ним на «ты», – почему в ту ночь, когда ты провожал меня на перроне, шепнул на ухо, бойся Надю?
– Надя тоже получила часть магической силы, ведь когда Нура передавала тебе свои силы, ты держала Надю за руку.
– Ты имеешь в виду, во сне я ее держала за руку, когда она тонула?
– Да, – коротко ответил он.
– Значит, если Надя пожелает быть хранительницей, то она запросто может ею стать?
– Нет! – сердито ответил дед. – Она не сможет быть хранительницей.
– Почему же?
– Если бы в ту ночь, когда вы поехали в Покровку, с ней не случилось то, что случилось, она была бы сильней тебя. Но она потеряла это преимущество в ту ночь. Она может хранить камень, может мелко тебе вредить, но полная сила дана только тебе.
– Паранойя какая-то с этой вашей силой.
– Потерпи, мало осталось, и тогда узнаешь.
– Не хочу я ничего узнавать.
– Ты, девонька, уже не в силах это изменить.
До меня дошел смысл сказанного о Наде.
– Почему же, наверно могу, если я до совершеннолетия потеряю свою девственность, значит, я тоже не смогу быть хранительницей. Я же правильно сейчас поняла смысл твоих слов?
Из глаз деда посыпались искры, то ли дьявол в нем бушевал, то ли это просто была злость. Он быстро не по-старчески подошел ко мне, и словно зашипел в ухо:
– Тогда за твою жизнь уйдет другая.
– Чья? – глядя в его глаза без страха, спросила я.
– Не знаю, – ответил он, отойдя от меня, и стал опять пристально сверлить меня своим страшным взглядом.
– Может, это будет твоя жизнь, а-а, дед?
– Может быть, – спокойно ответил он.
– Но Максима я у тебя забираю, а то вдруг ты решишь, что невинный человек тебе тоже должен отдать свою жизнь. А он ни при чем, это я его уговорила ехать к тебе, почему-то тогда я думала, что ты мне друг.
– Я и есть твой друг.
– Нет! Ты специально пудришь мне мозги, сверля меня своими глазами, чтобы я стала послушной, как ты делаешь это с Максом. Но что-то тебе не подвластно, наверное, то, что на меня не действует твой гипноз.
– Ты становишься сильной, это то, о чем ты не хочешь слышать и признавать в себе. Хотя ты сама чувствуешь, что становишься другой.
– Ничего я не чувствую.
– А как же у Светы Калкиной ты могла понять, что она сама себя губит? Даже поняла, что она лекарство выбрасывает.
– Ну уж точно не от твоей силы.
– Не от моей, это ты верно сказала.
– Ой, дед Мирон, только не говори: «от Нуры».
– Да не буду я ничего говорить, разбирайся сама. А хлопца оставь еще на два дня.
– Нет, боюсь, ты его используешь для того, чтобы как-то на меня повлиять.
Дед улыбнулся.
– Ладно, забирай, – вдруг неожиданно согласился он.
– Ну вот и славненько, тогда мы пойдем, а то уже поздно, да и Макс наверно твою баню перетопил.
– Идите, – тихо сказал дед.
Дед остался в доме, когда я вела Максима за руку из дедовского двора. Взрослый парень, как послушный ребенок, брел за мной, не говоря ни слова.
Но я вспомнила, что его машина осталась у деда за сараем, и мы вернулись.
Открыв дверь в избу, я хотела крикнуть, но слова застряли в горле.
Передо мной стоял Никита, только по глазам я видела в нем деда Мирона.
– Дед, мы машину тоже заберем, – заикаясь, тихо произнесла я. И быстро вышла из дома.
Мы обошли дом, рядом у стога сена стоял заваленный джип Максима, нас с ехидной улыбкой поджидал уже дед Мирон; каким образом он оказался так быстро тут, в голове не укладывалось.
День назад я бы наверно испугалась этому до смерти, а сейчас стояла и смело смотрела в злобные глаза деда.
