ДЕРЕВЬЯ НЕ ПОДНИМАЮТ ОПАВШИЕ ЛИСТЬЯ
1.
Деревья, как люди, растут в высоту.
Деревья, как люди, молчат в вышине.
Деревья, как люди, несут красоту.
Деревья, как люди, мелькают в окне.
2.
Деревья стонут от ветра,
Человек стонет от любви.
3.
Деревья бывают счастливы, как люди,
И столь же одиноки, как люди.
4.
Люди лазят по деревьям.
Деревья никогда не лазят по людям.
5.
В деревьях живут птицы.
В человеке живут мысли.
Мысли – те же птицы,
Что прячутся в твоей голове.
6.
На деревьях сушат бельё.
На человеке бельё мокнет
От страха и похоти.
7.
Деревья не могут поднять
Опавшие осенью листья.
А люди легко собирают
Разбросанные под деревом одежды.
8.
Люди убивают деревья.
Деревья никогда не убивают людей.
9.
Человек разглядывает дерево,
А дерево разглядывает душу человека.
10.
Деревом быть трудно.
А человеком – невозможно!
11.
В этом городе только деревья
Способны понимать тебя.
Когда порою рассказываю, что это был город-сад,
в котором не знали, что такое контртеррористическая операция,
люди на улицах делились не на мусульман и православных,
а на курортников и местных жителей,
вдоль всего главного проспекта цвели розы,
а в маленьком букинистическом магазине встречались
известные поэты и будущие нобелевские лауреаты, —
случается, замечаю, что молодежь с трудом преодолевает
в себе комплекс Станиславского.
С таким же затаенным «не верю» слушал когда-то и я
рассказы героев Гражданской войны!
Я ВИДЕЛ ИСКАЛЕЧЕННЫЕ ДЕРЕВЬЯ…
Я видел деревья, искалеченные людьми,
Птиц с перебитыми крыльями,
Котов и кошек с выбитыми глазами,
Брошенных собак и детей.
Мне часто бывало стыдно, что я человек.
И только иногда гордился принадлежностью
К роду людскому —
Когда читал Толстого и Руссо,
Слушал Бородина и Даргомыжского,
Стоял возле полотен Рембрандта.
эти сорок пять секунд ночного прощания
по телефону
так важны для нее
что она готова променять их
на сорок пять минут субботних
телесных содроганий в его машине
порою старый фильм по каналу «Культура»,
пара рюмок «кизлярки» с сербской
брынзой и греческими оливками,
вид за окном голых деревьев,
чуть припорошенных первым снегом —
могут спасти нас от острого желания
нажать на спуск наградного пистолета.
Он всегда думал:
Страшный Суд
напоминает очередь
в газовую камеру Аушвица.
Но оказалось – это лица детишек
в ватниках и солдатских ушанках
за дощатым забором
провинциального детдома.
Отказавшая тебе вчера женщина
сегодня мокрыми глазами пожирает
прелести Давида, изваянного
Микеланджело и выставленного
в копии в Итальянском дворике
Музея на Волхонке.
Что за комиссия,
Создатель?
Надо же предупреждать,
что образованным шатенкам
по нраву необрезанные иудеи,
а не списанные на берег морпехи
Амурской флотилии!
1.
странное было время
искривленное было пространство
Эйнштейн ничего не понимал
и часами играл на скрипке
а мама в школе учила стихи
о легендарном батыре Ежове
2.
Какая стабильная была жизнь:
Каждые пять лет партсъезд,
Планы на будущее и предстоящее.
И никто на трибунах не замечал,
Что будущее расходится с настоящим.
Об этом кричали только поэты,
Но все они были отправлены
На берега Леты, в психушки,
Лазареты и специальные кабинеты.
Потом будущее, как водится, стало прошлым,
И критиковать партию стало пошлым.
А поэты стали известными, жирными
И многословесными.
Оправдались их прогнозы,
Что зимой будут сильные морозы,
Весной – капель, кукушка – летом,
Осенью – луна.
С праздником, родная сторона!
3.
Облака, как конница, движутся в Сухум.
Море Черное старается – моет берега.
Человек под деревом думает о времени.
«Остановись мгновение – ты прекрасно», —
молвил как-то древний грек.
Человек – ты сам мгновение.
И прекрасен только в те часы мгновения,
когда Всевышний отражается в тебе.
На память о последней встрече
она положила ему в нагрудный карман
пиджака свои кружевные трусики.
Он гоголем прошел по бульварам
с этим Орденом любви на груди.
Кавалеры громко смеялись вслед,
дамы стыдливо отводили взоры,
обыватели крутили пальцами у виска,
а молоденькие девушки спешили
в магазин французского белья.
Цветы, кустарники, скверы
и детские площадки —
это улыбки города.
Лицо поселения всегда хмуро.
Его пересекают морщины оврагов
и оспины рытвин на дорогах.
– На что вы опираетесь? —
спросил его корректор.
– Соперничать изволите с мэтром? —
улыбнулся в усы редактор.
– На премию Евросоюза метишь? —
подмигнул директор издательства.
Типографские тоже подъелдыкивали,
и, как водится, давали благие советы,
кто-то даже попросил
десять долларов до аванса.
Но из них не заметил никто,
что опять он ненастьями запил
и что полы седого пальто
задели за поросли капель.
Он всегда думал, что ему будет знак.
Он успеет проститься с друзьями,
сказать финальную фразу
и эффектно уйти в вечность.
Но все произошло как-то неожиданно,
после полудня, на пригородном вокзале.
Он даже пукнуть не успел!
Говорил же нам Матфей, что каждому
воздастся по делам его.
Оргазм —
маленькая смерть.
Смерть —
фантастический оргазм.
Ты готов
к большому взрыву?
Или тебе
по-прежнему
требуется прелюдия?
Бибихин разъяснял нам Хайдеггера.
Мотрошилова разъясняла нам Хайдеггера.
А Хайдеггер разъяснял всем Парменида.
Бывший узник соцлагеря
Просится обратно в свой барак.
Но никто не откроет ему ворота —
Охранники заседают в парламенте.
Протестую против
империализма тела!
Да здравствует социализм мысли!
Стихи —
твоя кардиограмма, записанная с помощью
анбажаменов, цезуры и рифм.
Читатели, как врачи, просматривают ее,
И порой выносят неутешительный приговор.
