Помню самое раннее свое детство – лет уже шестьдесят с лишним минуло с тех пор: довоенный окраинный город и я, уличный ребенок, безбожная голытьба. А рядом, в соседях, в богатом по тем временам доме за сплошным высоким забором, жил фельдшер Юш со своей семьей. Росли у него сын, мой ровесник, и дочь, годами двумя младше. К сыну меня и пригласили поиграть. Я знал игры уличные: «в лунки», «в чижа», «в альчики», «в лянгу», «в ножички», «в казаки-разбойники», – меня же пригласили поиграть с домашним ребенком в игрушки, каких у меня никогда не было.
Выволокли откуда-то корзину или ящик с игрушками. И я мгновенно задохнулся от восторга и зависти: сверху лежал красивейший поросенок (как я теперь понимаю, из папье-маше) в форме моряка, в матроске с ленточками. И этот поросенок представился мне героем. Зависть сокрушила меня настолько, что я тотчас поверил: будь у меня такой вот «морячок», я был бы счастливым на всю жизнь. Никакие другие игрушки я не запомнил, зато и до сих пор помню ощущения, как согревал в ладонях поросенка, как ласкал его, даже слюнки скапывали с губ. И настолько велика была страсть, что я решил выкрасть этого поросенка немедленно. И унес его, буквально цепенея от страха быть уличенным.
Конечно же, думаю я теперь, хозяева или видели покражу, или обнаружили пропажу позднее, но не придали этому значения – невелика утрата. Но я-то нес домой сокровище, представляя, как поставлю поросенка на самое видное место, чтобы смотреть на него и радоваться.
Но мама спросила: «Где взял?» И я тотчас соврал: «Взял у Юша поиграть». «Поиграй и отнеси», – последовал приговор…
И начались мои кратковременные мытарства: сначала я попросту носил поросенка в руке и в кармане – не расставался; затем начал прятать, чтобы скрыть, сказав, что отдал. Несколько дней спустя я решил как-то видоизменить поросенка, чтобы его никто не узнавал, понятно, кроме меня… А кончилось тем, что я начал мыть его – и поросенок развалился. И затем где-то на задворках я закопал украденную и изуродованную игрушку – к тому времени я уже разлюбил своего кумира.
С какой же длинной цепью поступков оказалась мелкая детская зависть!
И вот с этого начиналась сознательная жизнь! Тогда, уже через неделю, я забыл эту историю, однако затем добрые полвека поступок смущал меня и точил мою совесть: не завидуй, не зарься, не воруй – впрок не пойдет.
Родился я и жил до десяти лет в городе без церквей. Родители и родня – атеисты, жесткие, непримиримые. Казалось, и весь город жил без Бога. Лишь соседка по дому, Моторнова, вдова с тремя сыновьями, была верующей. Но уже дети ее не признавали Бога. Поначалу я водился с младшим из братьев. В их доме и состоялась моя первая «встреча с Богом». Дошкольником, лет пяти-шести, однажды пришел я к приятелю в гости – посмотреть картинки; ни матери, ни братьев в доме не было. В комнатах держался устоявшийся, не проходящий запах – теперь-то я знаю! – запах лампадного масла и ладана… Пасмурная осень. Сумрачно. В углу перед иконами, казалось, ярко горела лампадка. Приятель снимал с этажерки книги, тяжелые, энциклопедические, и мы, устроившись на полу, смотрели картинки – единственное, чем можно было заняться. Никаких игр ни у него, ни у меня не было.