– Аида! Там девочку привезли.
Аида нехотя подняла глаза от чашки кофе, которую только собиралась выпить, воспользовавшись небольшим перерывом в потоке пациентов. Сегодня их было на удивление много.
– Почему эти дети вечно лезут не туда, куда надо? Не сидится им, – пробурчала она про себя беззлобно, в несколько глотков опустошила стаканчик – не пропадать же оплаченному напитку – и поднялась. – Иду!
Поправляя белоснежный халат и туго повязанную белую косынку, она вместе с младшей медсестрой, молодой и шустрой Заремой, вышла из столовой в коридор.
– Ну что там опять?
Обе женщины быстрым шагом пошли по коридору в сторону приёмного отделения. Зарема, ярко накрашенная эффектная девушка, затараторила:
– Девочка там. Мулигова.
– Мулигова? – на мгновение остановилась Аида. – Опять? Она же приезжала на прошлой неделе!
– Да, с младшей. Эта старшая.
– И со старшей она приезжала недавно.
Зарема пожала плечами.
– Говорят, упала со второго этажа. У нее лоб кровит и ручки в синяках. Там с ней мама приехала.
– Хорошо, что не бабка.
Зарема кивнула, а Аида поморщилась, вспоминая, какой скандал на ровном месте та учинила им в прошлый раз.
– Да там вроде не очень срочно. Девочка бледненькая, но в сознании. Хотя может быть сотрясение…
Аида слушала ее краем уха. Хоть ее сегодняшняя помощница была во всех отношениях приятной девушкой, Аида смотрела на таких, как она, с легким пренебрежением. Заканчивают толпами медколледжи, чтобы поработать год-два, а потом выскакивают замуж и оседают в семье. На их место приходят новые неопытные медсестры, с которыми надо заново сработаться, объяснить все нюансы, чтобы снова отправить их замуж и ждать очередных «надо-чтобы-невеста-была-с-дипломом». Хорошо еще, что Зарема, несмотря на отчаянное желание понравиться мужскому персоналу больницы, была толковой и в колледж ходила не для галочки, как некоторые – которые потом не могли отличить скальпель от канцелярского ножа.
Наконец коридор закончился. Аида вошла в одну из дверей приемного покоя, куда скорая привозила пациентов, и бросила взгляд на койку. Там, закрыв глаза, лежала девочка лет пяти в футболке и домашних штанишках, босая, с кое-как перебинтованной головой. Опытный взгляд врача сразу приметил мелкие детали: застывшие в гримасе печали губы, покрытые синяками и порезами бледные ручки, почти сливавшиеся с белой обивкой кушетки.
«Надо было постараться, чтобы ТАК упасть со второго этажа», – промелькнуло в голове Аиды, но свои подозрения она пока оставила при себе.
– Мулигова?
Прежде чем приступить к осмотру, она мельком посмотрела на молодую женщину, которая, судя по всему, и приехала с девочкой. Та сидела на стуле в другом конце палаты и безучастно смотрела на кушетку, будто там никого не было. Аида помнила, что ей то ли двадцать два, то ли двадцать три года, хотя из-за усталого вида сейчас можно было дать и все тридцать. Под потертой джинсовой курткой матери виднелось домашнее штапельное платье в цветочек, из-под косынки во все стороны торчали неубранные черные волоски. Макияж яркий, но несвежий. Для того, чтобы в таком виде выйти из дома, женщина должна очень-очень спешить. Или ей плевать на свой вид?
– Да, – ответила посетительница, будто сплюнула. – Здравствуйте, Аида Ризвановна.
– Что случилось?
Пока мать медленно, но связно рассказывала, как ее шилопопая дочь выпала со второго этажа частного дома, где как раз не достроили балкон, Аида приступила к осмотру. Девочка была в сознании и открыла глаза, когда Аида дотронулась до ее лба. Рана на голове оказалась не слишком глубокой, хотя все еще немного кровила.
– Вызови Юнусбека, – велела Аида Зареме, – лучше зашить. Возьми кровь и скажи, чтобы побыстрее сделали.
– А кровь зачем? – насторожилась женщина.
– Вы не видите, какая она бледная? Мне нужно посмотреть уровень гемоглобина.
– Она у нас такая беленькая родилась, – пожала плечами мать. – И потом, как бы вы себя чувствовали, если бы упали со второго этажа? Конечно, она перепугалась.
Аида осмотрела покрытые мелкими синяками руки девочки. На предплечье виднелась пара круглых застарелых шрамов от ожогов.
– А это что?
– Я же говорю, она вечно лезет куда не просят. И падает постоянно. Такая неуклюжая! Маленькая еще.
– Это ожоги?
– Да это еще давно было. Я чай несла, а она под ноги бросилась, вот и получила.
– У нее были еще переломы с тех пор, как она сломала пальцы? – осматривая руки Саиды, Аида обратила внимание на легкую кривизну указательного и среднего пальцев на левой кисти. В прошлый раз, если ей не изменяла память, именно ими она и занималась. Срослись кости, однако, плохо: свидетельство того, что гипс сняли слишком рано.
– Не помню, может быть. – В голосе женщины начало сквозить раздражение. – Какая разница?
– Вы не помните, были ли переломы у вашего ребенка?
– Послушай, у меня еще ребенок есть! Я одна их воспитываю да еще работаю! За всеми не уследишь! Ты мент что ли меня допрашивать? Ты врач? Вот и делай свое дело!
Аида решила не ввязываться в перебранку.
– Я осмотрю ее, – сообщила она и приподняла тело девочки, оказавшееся удивительно легким, чтобы снять с нее футболку.
– А это зачем? – вскочила со стула мать. – У нее голова разбита, вы не видите что ли? Вы зашьете рану или нет?
– Зашьем-зашьем, Мулигова, не волнуйтесь. А я пока посмотрю. Она могла сломать ребра.
Мать переместилась на кончик стула и впилась взглядом в Аиду.
– Все у нее в порядке, я смотрела. Просто она головой ударилась! Так и знала, что застряну тут на весь день. У меня другая дочь дома осталась. Можно побыстрее?
– Речь вообще-то о здоровье вашего ребенка, – Аида еще пыталась держаться в рамках врачебной этики общения с посетителями. – Давайте вы не будете мне указывать, как быстро я должна работать. Или вы оставили младшую девочку одну? Тогда я буду вынуждена вызвать опеку.
Мулигова что-то пробормотала, присыпав парой матерных выражений, и села обратно.
Аида стянула с девочки футболку и ужаснулась худобе ее тела, а больше – синякам и гематомам, покрывавшим кожу пестрым буро-бордовым ковром. Опешив от неожиданности (хотя такой ли уж неожиданности?), Аида возмущенно обернулась к женщине.
– А это она тоже упала?!
– Конечно. Я уже сто раз тебе сказала, что она часто падает… – женщина на мгновение задумалась, – ну и младшая пару раз стукнула ее чем-то, было дело.
– Вы серьезно? – Аида аж задохнулась от такого наглого вранья. – Я врач. Вы думаете, я не отличу синяк от падения от побоев? Вы ее били. Опять.
– Не бил ее никто! Кожа у нее нежная, вот и проступает. Она на козырек прямо упала и скатилась. И потом на лестницу.
Краем сознания Аида понимала, что скатывание по козырьку должно было наоборот смягчить удар, но вид девочки настолько ее шокировал, что она молча продолжила осмотр, пытаясь понять, как вести себя дальше. Падение со второго этажа казалось теперь маловероятным – как и тогда, когда Мулигова привезла ее с переломом пальцев, сказав, что та прищемила их дверью. На теле девочки обнаружились свежие синяки, и Аида сообщила об этом старшему врачу, который вроде как вызывал службу опеки. Чем дело закончилось, Аида не знала. Ее сердце сжималось, но она по привычке старалась отстраниться от боли сидевшей перед ней девочки, иначе душу разорвало бы на кусочки. В голове не укладывалось, как кто-то мог так искалечить собственное дитя.
