– Что ты хочешь сделать, моя дорогая?
Серена Шеридан сделала глубокий вдох и попробовала объяснить еще раз:
– Хочу нанять проводника, который отвез бы меня на болота.
Старый Лоренс Готье расхохотался, как будто услышал забавную остроту или анекдот. Гомерический хохот разнесся по всему магазинчику, заглушая собой и музыку из радиоприемника на заставленной всякой всячиной полке за его спиной, и рев болельщиков, и кряхтенье борцов на экране стоявшего на прилавке телевизора. Сам Лоренс восседал на табурете позади прилавка, скрестив тощие ноги. Слегка ссутулившись и втянув голову в плечи, он всем своим видом чем-то напоминал цаплю. У старика было узкое, с крупным носом, лицо. Глаза – как две черные бусины. Кожа морщинистая и задубевшая от ветра и загара.
Неожиданно смех перешел в приступ кашля. Лоренс протянул руку за бумагой для самокрутки и покачал головой.
– А зачем тебе это нужно, красотка? Ты что, собралась половить лангустов? – С этими словами он вновь хохотнул и, не переставая качать головой, провел языком по краю папиросной бумаги.
Серена нервно пригладила лацканы безупречно выглаженного бледно-розового блейзера, который она надела в тон узкой юбке. Собственный наряд показался ей довольно легкомысленным, особенно в таком месте, как это, не говоря уже о самой просьбе.
– Нет, ловля лангустов и рыбы меня не интересует, – сказала она и обвела глазами магазин в надежде заметить что-то такое, что могло бы прийти ей на выручку.
Была середина дня, и, похоже, Лоренс был единственной персоной в этих грязноватых, тускло освещенных стенах магазинчика спортивных товаров, хотя время от времени откуда-то из-за его спины и раздавался какой-то грохот. По всей видимости, из комнаты, которая – в этом Серена почти не сомневалась – была еще грязней, чем сам магазинчик. А все потому, что за стенкой располагалась мастерская, где мужчины ходили в грязной обуви, пили пиво, безбожно врали, хвастаясь друг перед другом сомнительными подвигами, и пускали по кругу глянцевые журналы с раздетыми юными красотками на обложках.
Серена это знала, потому что когда-то в детстве тайком заглянула сюда. Она была упрямым ребенком, и когда ей не разрешили войти в магазин вместе с дедом, она прокралась в него тайком, спрятавшись внутри лодки, прикрытая куском брезента. Тогда ее словарный запас обогатился сочными выражениями, которые богобоязненная служанка затем попыталась вымыть из ее рта мылом.
– Я должна найти моего деда, мистер Готье, – сказала Серена. – Судя по всему, он уехал на болота порыбачить. И мне нужен кто-то, кто проводил бы меня к нему.
Лоренс, прищурившись, пристально посмотрел на нее и затем погрозил ей узловатым пальцем:
– Эй, ты та самая его внучка, что уехала в город, чтобы выучиться на врача? Верно я говорю?
– Да, это я.
– Да, да, точно! Кто же еще! – воскликнул старый Лоренс и усмехнулся каким-то своим воспоминаниям. – И ты ищешь своего деда?
– Да, и мне нужен кто-то, кто отвел бы меня к нему. Мне нужен проводник.
Лоренс покачал головой, как будто перед ним стоял милый, но не совсем умный ребенок.
– Non, cherie[1], все местные проводники заняты до понедельника. Сейчас сюда на рыбалку столько народу едет, что только успевай поворачиваться. Кроме того, вряд ли найдется такой сумасшедший, кто согласился бы проводить тебя к старому Гиффу. Потому что стоит к нему приблизиться, как вмиг останешься без головы. Отстрелит, не успеешь и глазом моргнуть.
Зажав самокрутку между большим и указательным пальцем – европейский жест, который получился у него машинально, – Лоренс сделал глубокую затяжку. Не успел он выпустить дым, как от сигареты осталась всего лишь половина. Свободной рукой он потянулся и потрепал Серену по щеке.
– А, ma jolie fille[2], даже не надейся. Дураков, которые бы рискнули отправиться к Большому Гиффу, здесь нет.
Не успел он произнести эти слова, как в мастерской раздался какой-то грохот, за которым последовало смачное французское ругательство. Лоренс застыл на месте, не успев донести руку до оловянной пепельницы на прилавке, и в глазах его появился нехороший блеск, а углы рта скривила хитрая улыбка.
– Впрочем, возможно, кое-кто и найдется. Ты, главное, скажи мне, насколько срочно тебе туда нужно.
Серена сглотнула застрявший в горле комок – почему-то ею тотчас завладело дурное предчувствие – и, словно школьница, сложила перед собой руки. Нет, сейчас не тот момент, чтобы трусить.
– Срочно. Я обязана попасть к нему сегодня.
Лоренс слегка наклонил голову и пожал плечами, после чего по-французски крикнул через плечо:
– Этьен, иди-ка сюда!
Серена внутренне напряглась, с трудом представляя себе, что сейчас предстанет ее глазам. Одно она знала точно – это явно был не тот мужчина, что тотчас же вырос в дверном проеме. Его внезапное появление подействовало на нее сродни взрывной волне – во что она сама, кстати, раньше бы ни за что не поверила.
Ей как будто дали под дых. Широкие плечи, мощные бицепсы. Широкая грудь, голая, в бисеринках пота, мускулистый живот, загорелая кожа. Мощная грудная клетка, поросшая темным пушком, сужалась к талии, и темная дорожка волос уходила куда-то за пояс выцветших камуфляжных брюк, съехавших едва ли не на самые бедра.
Серена заставила себя оторвать глаза от его тела и посмотреть ему в лицо, и в следующий миг ее с головы до ног пронзила странная дрожь. Кожа на голове как будто сжалась, и по кончикам пальцев словно пробежал ток. Незнакомец смотрел на нее сонно, из-под полуопущенных век, огромными, немигающими глазами янтарного цвета – глазами, которые делали его похожим на пантеру. Лоб мощный и прямой, нос крупный, с легкой горбинкой. Но самый большой урон ее нервной системе нанес его рот – как будто вырезанный искусной рукой скульптора, а эти чувственные губы прекрасно смотрелись бы на элитной девушке по вызову.
Он смотрел на нее с легким презрением, отчего напрашивался вывод: женщины его интересовали только в постели. Серена почему-то была почти уверена, что в постель к нему они попадают с завидной регулярностью. Вытащив из-за уха сигарету, он вставил ее в уголок рта, закурил и что-то быстро сказал Лоренсу Готье на каджунском диалекте[3], совершенно непонятном для парижанина. Этот диалект почти был изгнан из луизианских школ несколько десятилетий назад. И хотя сейчас он благодаря моде на все каджунское постепенно возвращался, все равно мало кто говорил на нем в быту. Этот же человек говорил на нем так, как будто это был его родной язык.
Серена, чье детство прошло в так называемом французском треугольнике Луизианы, также знала по-каджунски пару слов и даже несколько фраз, однако незнакомец говорил слишком быстро, и она ничего не поняла, разве что приблизительно догадалась, о чем идет речь. А о чем шла речь, было видно по реакции старого Готье. Старик то смеялся, то кашлял, то хлопал своего приятеля по плечу.