Ни один человек из ныне живущих, уже почивших или ещё не родившихся, не может, не мог и не сможет с уверенностью сказать о том, что с ним случится в следующую минуту. Мы можем только догадываться. Всё же каждый из нас держит в голове образ своей цели, к которой неустанно или с перерывами движется. Почти каждый.
Взять, к примеру, вот этого мужчину, который привалился спиной к толстому стволу дерева, чья неровная кора с точностью до единицы пересчитала все позвонки сидящего. Если бы кто-то в эту секунду подошёл к нему и справился о его замыслах на недалёкое будущее, вряд ли этот измученный холодом и тревогой человек ответил бы, что собирается пойти и сдаться полиции. Однако к этому решению он скоро придёт. А пока он спит или, вернее, дремлет или, быть может, он просто в тревожном забытьи из-за потрясений минувшей ночи – нельзя сказать наверняка. В отличие от неподвижного тела, его беспокойное худое лицо живо отзывается на каждый шорох, как если бы все провода нервной системы разом сгорели, кроме одного – искрящего кабеля, что подведён к лицу.
Откуда-то сверху на запрокинутую голову сидящего свалился клещ. Он уже было начал борьбу за пару капель крови, но был тут же сброшен, как только лицо зашевелилось. Неугомонный лесной житель, однако, нашёл себе пристанище на неподвижной руке, что покоилась на чёрном пакете. Никак не отзываясь на посягательства кровососа на свою плоть, жертва клеща продолжала мирно сидеть возле дерева, но безумствовать лицом.
Солнце только начало свой дневной забег и, пробуждая лес к новой жизни, не обошло вниманием и человека. Медленно, как будто никуда не спеша, оно, ловко обойдя препятствия из веток и листьев, дотронулось до мятежного лица сидящего. Пляска прекратилась. Солнце и лес, работая в команде, справили своё дело. Эта парочка – сильное лекарство, на которое не нужен рецепт. На мирном уже лице появилась слабая, но живая улыбка.
Железная дорога, что пролегала по дну длинного оврага и делила надвое город и лес, отозвалась глухим стуком близкого поезда. Будто чувствуя, что рядом кто-то спит, полусонный машинист, ревнивый к чужому покою, дал продолжительный гудок, исполняя роль будильника. Веки человека дёрнулись, глаза несмело приоткрылись, и сидящий нашёл себя на самом краю опушки недалеко от тропы, чья пыль ещё не была потревожена пришельцами из города. Серое окружение кошмарного сна сменилось яркой лесной зеленью, и мужчина ещё какое-то время продолжал улыбаться. Но стоило вспомнить – кто он и как здесь очутился, улыбка пропала, а вместе с воспоминаниями пришла боль. Правая нога, туго перетянутая выше колена галстуком, онемела, но колотая рана, пусть и переставшая кровоточить – обжигала. Лесной гость попытался пошевелить отяжелевшей ногой, но ничего не вышло.
Утреннее солнце, не по-сентябрьски жаркое, убедило человека расстегнуть пиджак. Сложно сказать, какого цвета был костюм до того, как пыль и грязь обильно покрыли его за прошедшую ночь. Скорее, ближе к тёмно-синему – в тон галстуку, который, в отличие от костюма, сохранил свой изначальный вид. Мужчине было до-невозможности душно, несмотря на долгую холодную ночь в сыром лесу. Лихорадочно расстегнув верхнюю пуговицу белой рубашки, бедолага совсем немного унял страдания и недолго радовался облегчению. Пустой желудок неприятно кольнуло, и страдальца, согнувшегося пополам, вырвало желчью. Отвратительный вид того безобразия, которое случилось прямо на брюки, и гадкий привкус во рту вызвали вторую волну тошноты. Утерев губы рукой, человек опустил её обратно на шелестящий пакет, который не заметил раньше. Повертел перед глазами кулёк, своими очертаниями напоминавший приличную стопку денег, сморщился и небрежно откинул в сторону причину своих несчастий. По вспотевшему лбу прошлась дрожащая рука, оставляя на коже красную полосу и то немногое, что недавно было клещом.
Первая неловкая попытка встать провалилась. Свежая ещё рана мигом напомнила о себе. От неожиданной боли голова дёрнулась назад, и удар затылком о дерево пополнил и без того немалый список нестерпимых ощущений. Из-за нерасторопности человека самодельный жгут съехал и повис на коленке бесполезной тряпкой. Запёкшаяся рана треснула и вновь засочилась красным.
Пальцы совсем не слушались. Подцепить ногтем крепкий узел шёлкового галстука не получалось. Стараясь развязать его, несчастный задерживал дыхание, но дрожащим рукам твёрдость не возвращалась. Наконец, бросив это пустое занятие, мужчина прислонился обратно к стволу, чтобы успокоиться. И спустя пару мгновений грубо выругался, как только стащил шёлковое кольцо через ногу. Появилась такая злость, что захотелось отшвырнуть тряпку. Сдержался.
Узел поддался лишь после того, как в ход пошли зубы. Жгут снова оказался на ноге и на этот раз был затянут туже: подсунув под ткань небольшой, но прочный обломок палки и сделав один оборот, мужчина, хоть и с трудом, но закрепил один конец сучка под тугой повязкой. Чувствительность, что так ненадолго вернулась ноге, снова пропала.
Посидев немного, человек решился на вторую попытку подняться. Повертел головой и позади себя увидел толстый сук. Палка лежала в трёх метрах от дерева, и вид этой сырой и, кажется, трухлявой деревяшки, не внушал доверия, но подкупал длиной и раздвоенностью конца. Ползти пришлось спиной вперёд, работая руками и здоровой ногой. После дождя сук действительно оказался сырым, но всё же прочным. Вернувшись, мужчина, которому на первый обманчивый взгляд было чуть за сорок, на деле же получивший в награду за пережитую ночь десяток лет сверху, привалился к дереву. Путешествие в три метра украло дыхание. Тяжело отдуваясь, мужчина с удовольствием втягивал носом приятный запах прелой листвы.
Скоро появятся утренние бегуны, и человек у тропы привлечёт ненужное внимание. И значит, лучше бы спрятаться, прийти в себя. Ему, конечно, нужна помощь, но преступнику, тем более убийце, она обещана только взамен на свободу. Куда он не спешит, так это в тюрьму.
Там, за спиной, кусты и за ними упавшее дерево. Бедолага знает об этом наверняка. На прошлой неделе он приходил сюда после сумасшедшего рабочего дня – побыть в одиночестве и набраться сил. В детстве бабушка говорила ему, что в лесу люди расстаются с дурным настроением. Маленький Прокл не решался спросить, куда оно потом девается, это плохое настроение. Ему же думалось, будто вся лесная нечисть из сказок и есть оживший итог всего плохого, оставленного людьми. Но то, к чему пришёл он своим детским умом, мальчик оставил при себе, не решаясь высказать – вдруг бабушка будет смеяться. Да ещё чудаком назовёт.
