Боль?
Слово не на слуху. Я знаю, что это такое.
"Женский крик оглушал всех до единого, заставлял закрыть уши."
Боль – это когда тебя убивают. Нет, смерть здесь не причем. Хуже всего стать бесчувственным монстром. Тем, кто больше не воспринимает чужих слез и сострадания. Когда ты просто сломался. Стержень вырвали до самого корня.
"Слезы стекали по лицу и ударялись о сухой асфальт."
Тебя больше не волнуют чьи-либо проблемы.
"Девушка с потерявшими свою краску глазами смотрела прямо перед собой."
Опустошенность. Вот, что происходит с тобой в этот миг. Ты просто пуст. В тебе ничего не осталось, даже тех 80-ти процентов воды в твоем организме больше нет. Тебя как тряпку выжали. И капли не осталось.
"Затуманенный взгляд падал на омертвевшее тело."
Конечно, странно, что… все вокруг теряет свой смысл, и никакая пуля не способна заставить тебя подняться. Тебе и на свою жизнь становится плевать, что говорить о других.
Один парень дернул меня за руку, да понял, что сама не пойду, поэтому пришлось меня тащить. Без него, наверное, так бы там и сдохла.
Похоронить их не дали. Оставили трупы там и сказали, что нет ни места, ни денег. Вот и гнили там на радость Природе. Хотя не думаю, что это ее рук дело. В общем… в чувства меня приводил Эванс. Столько оплеух я не получала с того дня, как сбежала из дома. Да, я благодарна. Без него меня бы забрали в изолятор и навсегда там и оставили бы. Но вместо этого я жила с ним в квартире и помогала по дому. Хоть и глупое занятие, но выбора не было.
Эванс – хороший парень. Работник ЦРУ. Сильнее меня морально в триллионы. Я знала его сестру, но та погибла при пожаре. Одна спаслась. Одна из сотни. Попала под его крыло и заменила ему Розалин. Хотя, как можно заменить родного человека? Возможно, он мне лгал, чтобы я чувствовала меньше вины. Меньше не выходило.
"Парень сидел на кухне и выпивал очередной стакан виски. Его убитый взгляд говорил девушке о многом."
Ту боль невозможно забыть. Сломились все. Офицеры, врачи, матери. Все. Люди дохли как мухи. Один за другим. И даже до Мэйсона дошло. Славный парень… был. Когда он умер, тут мы и начали истерить. Такого крепкого и рослого парня охватила какая-то зараза
Мир катился к чертям. И наша планета была первая по списку.
Очередной труп. Если раньше все люди жаловались на огромные свалки мусора за городом, то теперь все с ужасом смотрели на горы трупов, что увеличивались с каждым днем.
"Запах гнилья, отвратительные стоны мучеников, крики и дикие вопли – все так раздражало, что хотелось прыгнуть в ледяную воду и умереть от переохлаждения, нежели от какого-нибудь дерьма."
Эванс меня не трогал. Рано уходил на работу и возвращался только под ночь. Забыть о нем мне не позволяли его записки с нравоучениями.
Следующей ночью он не пришел…
– Ты доволен?
– Чем?
– Своей жизнью. Доволен?
– Ну, да. Почему ты спрашиваешь? Разве тебя что-то не устраивает?
Я усмехнулась, – Не устраивает.
– И почему же? Мы живы и имеем крышу над головой, что еще нужно?
– Нормальная жизнь. Раньше дети спокойно ходили в школы, а взрослые работали, вечером могли собраться большой компанией и пойти в бар. И что сейчас? Мы собираем оружие и учимся стрелять, чтобы нас не сожрали. Едим остатки из магазинов, что уже давно разграбили, и ищем нормальные лекарства, чтобы не сдохнуть. Считаешь это идеальной жизнью?
– Ты преувеличиваешь. Никто тебя не сожрет, пока ты здесь.
– Выйти все равно придется. Запасы не вечны. Да каждый в этом доме может начать гнить изнутри, кто знает. Ведь никто не признается, что стал одним из них. Жить хочется всем. Даже, если превращаешься в монстра – жить хочешь.
– Почему ты так говоришь?
– Когда мой отец спасал меня от обезумевшего в край Эванса, никто и подумать не мог, что тот заразился. А он приперся домой с этой заразой. Если бы я не нашла пистолет, может и меня бы сейчас здесь не было. Я убила всех, кто остался жив, потому что через какой-то день они бы просто стали жрать нормальных людей. Я убила их всех, и на моих руках слишком много крови. Я вернулась к отцу, надеясь, что он жив. Только вот ошиблась. От него и нормального куска тела не осталось. А ведь мне и десяти не было. Как думаешь какого это, м? В девять лет уметь стрелять и убить всех? Увидеть разорванного до костей отца? Как тебе такое?
Повисло долгое молчание. Все сидели с опущенными вниз головами и не смели нарушить тишину. Неподалеку от дома послышалось скрежетание и ужасное мычание. Я проверила магазин и, уверенно поднимаясь, сняла пистолет с предохранителя.
– За дело.
Когда никого не осталось, я не знала, что делать. Куда податься? Лишний рот никому не нужен, а девятилетний ребенок может принести много проблем. Я жила в заброшенных домах, правда везение всегда было против меня, и эти твари меня везде находили. Загоняли по всему району, а потом и вовсе угодила в тупик. Отстреливалась, как могла, а когда патроны кончились, попыталась сбежать. Их было слишком много. Меня спасли какие-то люди в масках. Дернули за руку, да пихнули в машину, дав газу. Представились они Центром Защиты. Конечно, я им поверила. А года через два увидела, что они творят с такими, как я. Вырывали органы вместе с костями и жарили на костре, чтобы есть. Я скрылась, когда меня искали. Еле осталась жива. Но после этого. Я никому не верю.
Спустя несколько лет я приноровилась и обвелась оружием. В четырнадцать я убила столько людей, что за мою голову назначили цену. Представь себе, убила сотню рослых мужиков обычным ножом. Конечно, и зараженные попали под его лезвие. Но с ними стало сложнее. Некоторые, давно подверженные мутации, стали развиваться. Убить простым оружием стало невозможно. Пистолет… Да, вещь дельная. Но выстрел слышно за тысячу миль, им без разницы, есть глушитель или нет. Они слышат любой шорох. Может грибок и лишил их зрения, слухом он точно одарил. Только поняла я это поздно. Бежала до самого конца, пришлось спрыгнуть в мусорный бак с шестого этажа. Как я вообще осталась жива, не знаю. Люди назвали их щелкунами. Имя говорящее. Те противно щелкали и непроизвольно дергались. Страшное зрелище. Я боялась спать, слыша за окном этот звук. Каждую ночь я запирала дверь и открывала только под утро, хватая пистолет.
Нет. Я заебалась. Так жить нельзя. Нельзя.
Живу в гниющем доме, как крыса. И какого черта я стала такой жалкой? Пора выбираться из этого района, иначе сдохну как муха.
Тупая боль не давала покоя. Я ударилась о железную палку, унося ноги от этих тварей. Разодрала голень, лекарств нет. Что делать? Пришлось мотать, чем попало, да сваливать, пока вовсе не сожрали. Нога выла от холода, думала сдамся на первом же повороте. Повезло – нашла убежище, пока мело. Снега навалило сантиметров сорок, не меньше. Голодовка три дня. В доме нашла какие-то тряпки и спирт, в общем, хватило. В подвале ничего не было, лишь трупы и один зараженный с запиской в кармане. Он сказал, никто не выживет. Весело. Ведь люди и так дохнут один за другим. Кроме нас. Такие, как я, устойчивые к вирусу. Это прозвучит бредом, но я могу спокойно жить, будучи укусанной. Никаких помутнений в голове, никаких заскоков, ни одного симптома. Я испугалась. Когда зараженный намеревался меня сожрать, а я пустила ему пулю в лоб. Но через день, два и даже неделю. Ничего не было. Сначала я думала, что это так и происходит – человек ничего не подозревает, а потом резко теряет голову и начинает всех жрать.
