К читателю
Предваряющее и поясняющее
Сергей Сергеевич Прокофьев. Классик ХХ века. Один из основателей русско-советской композиторской школы. Великий мелодист, наверное, самый оригинальный из порожденных таким немелодичным в целом веком. Музыка его узнается с первых нот и потрясает своей жизнеутверждающей силой и красотой.
Жизнь Прокофьева полна контрастов – исполненная труда и горения, сложностей и противоречий, счастливых удач и роковых неприятий. В нем уживались беспокойство новатора с трезвостью и педантизмом делового человека, необычайная уверенность в себе с безжалостной требовательностью к своей работе, безудержный темперамент с даром самообуздания. Он постоянно играл, лицедействовал, был трепетным лириком и избегал эмоциональных преувеличений.
Пристальнее рассматривая его интересную судьбу, попытаемся понять, как из множества противоположностей родилось единство, – Сергей Прокофьев.
В беспокойную пору начала ХХ века, когда расцветает и мужает талант композитора, перед ним открывается множество соблазнов. Проявляется изысканный цветок «искусства для искусства», предназначенный избранным ценителям. Безысходной мрачности символистов вторит пессимизм декаданса, рядом изящная зыбкость импрессионизма.
Однако время – социальные взрывы войны и революций требуют от художников некого отклика. Потрясают дерзостью сатирические аллегории в последних операх маститого Римского-Корсакова. Будоражат умы экстатические прозрения музыкальных поэм Скрябина и светоносные порывы Рахманинова.
По-своему передают энергию социальных перемен в своем искусстве «молодые скифы», увидевшие в древних языческих ритуалах созвучность бурной современности. Образы варварства, культ движения, броскость красок, полнокровность жизнеощущения – все это пробуждает фантазию художников-радикалов, увлекает их мысль и чувство.
Молодой Прокофьев – в первых рядах бунтарей, наряду с Маяковским, Хлебниковым в литературе, художниками группы «Бубновый валет» в живописи, Фокиным и Нижинским в хореографии. Все они готовы разрушить сложившиеся каноны, выдвигают непривычные, дерзостно-новые «правила игры». В таком окружении появляется и формируется русский гений.
Но сейчас, когда мы пытаемся осмыслить место Прокофьева в мировой истории, правильнее говорить о нем не как о разрушителе, а скорее как о созидателе.
Склонный отражать в искусстве вечные, всегда актуальные мотивы и сюжеты – история и современность, война и мир, насилие и духовная высота – Прокофьев и собственную жизнь проживает по вечному ее кругу: Дом, Очаг; Становление, Странничества, Испытания; Возвращение, Уход, Бессмертие.
Судьба милостива к Прокофьеву всю первую половину его жизни. Но эти милости он как бы отвоевывает у нее. Композитор получает их своим самоотверженным трудом, рыцарским служением искусству, жертвами во имя музы. Нет в его жизни водораздела – сначала принимать дары судьбы, потом их «отрабатывать». Получая, он всегда отдает, уже в юности обретя черты зрелости. Динамичность натуры, активная позиция помогают ему всегда и во всем: «Я являюсь проявлением жизни, то есть духовной силы» (15; с. 156)1. И еще: «Я не люблю пребывать в состоянии, я люблю быть в движении» (27; с. 375). Красноречиво, не правда ли?
Моя цель – раскрыть личность Творца через круг сменяющих друг друга, повторяющихся и обновляющихся мотивов его жизни и творчества.
Теперь черед слов поясняющих. Разумеется, более прозаичных. О Прокофьеве написано довольно много хороших книг. Их авторы, как правило, пользовались одними и теми же источниками. И это абсолютно естественно и оправданно при необыкновенной литературной одаренности нашего героя, его правилам записывать и фиксировать все, что только можно записать и зафиксировать, при его объемной переписке с разными лицами и совершенно потрясающей автобиографии. Берущийся за его биографию сегодня не может пройти мимо названных источников – лучше все равно не скажешь. Поэтому в книге много цитат, много оценок музыки Прокофьева – его самого и другими крупнейшими музыкантами той эпохи.
Моя скромная задача – постараться иногда расставлять другие акценты, касающиеся и определенных периодов жизни композитора, и роли его сочинений, при том, что если у кого-либо возникнет желание познакомиться с музыковедческим анализом этих произведений, он может обратиться к другим ценным многочисленным работам.
Некоторые пояснения по поводу отдельных глав. Мне показалась важной глава «Блудный сын», с попыткой проанализировать причины возвращения композитора в Советский Союз и мнения о том, должен ли был он это делать. Данная проблема – сложная и многосоставная – оказывается спекулятивной как в России, так и за рубежом, в том числе в наши дни. Подглавы «Прокофьев и…» намеренно помещены внутри его биографии, а не в качестве приложения, что сделано для некоторого отдыха читателя от последовательного повествования, насыщенного многими фактами, и для обобщающих моментов, более уместных в таких главах. Разумеется, можно было бы написать целые книги: «Прокофьев – Стравинский», «Прокофьев – Дягилев», «Прокофьев – Асафьев» и т.п. В своем выборе я остановилась на тех личностях, с которыми у Сергея Сергеевича были отношения наиболее длительные и плодотворные, в том числе в человеческом плане. Глава «Прокофьев – пианист» посвящена той деятельности композитора, которой он не только отдал огромную часть жизни, но и в которой достиг поистине выдающихся результатов.
И последнее. Насколько мне известно, никто не пытался как-то обобщить исполнительскую, в частности театральную, жизнь прокофьевской музыки в последние 20—30 лет. Я хочу попробовать хотя бы частично (материал огромный!) сделать это в главе «Жизнь после жизни», конечно, на доступном мне российском материале, а также материале бывших советских республик.
Глава первая
Я вышел из страны детства…
Так, наверное, мог бы сказать о себе Сергей Прокофьев. Детство композитора определенно было счастливым. Редко кому из гениальных художников так повезло с детством.
Деревня, где он родился 11 апреля (23 по новому стилю) 1891 года с точным названием Сонцовка (ныне село Красное Донецкой области), навсегда одарила его энергией великого светила; и подобно тому, как лес, одевшись желтой листвой, словно отдает осенью накопленное за лето тепло, Прокофьев, заряженный мощными золотыми лучами, всю жизнь освещал ими свою музыку.
Вокруг была красота необыкновенная: весной широко раскинувшиеся пестрые ковры полевых цветов, летом – седых ковылей; попадались и невысокие курганы, памятники степных кочевников. В них можно было найти старинные утварь и монеты. Поросшие тополем, вербой и вишней вытянулись улицы села; там, где сближались речка Солененькая и Щуров ручей – а на их слиянии и находилась Сонцовка – в низине раскинулся большой сад гектаров в двадцать.
