Вот какое оно моё утро? Многие, знающие уровень моей зарплаты, сказали бы, что вполне нормальное или может даже приличное. Многие, наверно, сказали бы, что грех тебе жаловаться и ещё добавили бы, не зажрался ли ты, сынок. Мы тут вообще-то вкалываем и без такого утра. А иногда и без утра вообще. Только глядь – трёх суток, как не бывало.
Наверно, и это не совсем гипотетически, найдутся те, кто скажет, не суетитесь, молодой человек. Сейчас, конечно, жизнь ваша, если это можно назвать жизнью, мягко говоря не очень, но ведь вам не так много лет, не разбрасывайтесь временем и связями, и, глядишь лет через десять, утро будет таким, каким вы его хотите сами. Надо быть настойчивей с целью. Кстати, где отчет об исправлении файлов?
Казалось бы, послушай первых и утро заиграет лучами нового дня. Каждая минута наполнится важностью, если не сказать смыслом, и пройденный путь, представится правильной тонкой тропой среди бурелома. С таким настроением обычно хочется, залихватски расстегнув первые две пуговицы служебного кителя, облокотится на открытое окно припыленного кроссдезера и, задрав голову вверх, посмотреть на солнце через мягко-тонированные рефлектирующие очки.
Во втором случае сознание заполняется морозной собранностью. Холодное лезвие мысли готово к необычайно точным действиям. Кажется, любой хитро-сплетенный логический узел удастся лишь маленьким надрезом одной из ниток превратить в дряблую ветошь, раскачивающуюся на ветру. Коэффициент полезного действия в такие моменты максимален, все пуговицы на служебном кителе застегнуты и надраены, кроссдезер блестит ледяным металлом, к очкам обязательно должна быть добавлена фуражка.
Это все мне пришло в голову пока аппарат общепита на топливной заправке готовил мне кофе. Может день будет насыщенный? А ведь первый стаканчик с горячим бодрящим напитком толком ещё не появился снаружи, так, шуршит там что-то в пластиковых недрах, раздавая лишь манящий запах.
А вокруг хлопьями падает мокрый снег. Как же я это люблю! Такую погоду. Многие, а вместе с ними ещё очень многие, говорят, что нет отвратительней погоды, чем мокрый снег. Но это не про меня. Я наоборот обожаю, когда трассу неспешно валит крупным тающим белым конфетти. И за окном холодновато, а в машине тепло. И ехать можно вразвалку, не торопясь, без спешки. Дезеру ведь все равно, он может переехать и болото, увязнув хоть по самую крышу.
Автомат, наконец, отдал мне кофе. Содрав, как водится, больше чем стоило бы. Так какое утро мне нужно? Жаль, что этот вопрос волнует лишь меня. Какое, какое? В двух словах и не скажешь. Ладно, сядем за руль, в дороге и ответим. Ну-ка, как бы не облиться.
Утро. Иметь его в распоряжении не каждый мечтает, впрочем, не надо прельщаться мечтами многих. Мечты многих да и многие мечты, как античный фасад посреди гранитной пустыни – вроде и красиво, но вот оно тебе надо? А что же надо мне? Разбираюсь, разбираюсь, а конца не видно.
Кроссдез вальяжно катил по каменной дороге, растапливая собственным термооблаком дюз, которые находились под лобовым стеклом на капоте, ватные хлопья, кофе грел руку, впереди занимался день. Ломанный гребень скал на горизонте светлел. Ехать было ещё часа полтора. На машине, созданной для гранитного бездорожья, это было почти как отдых. Ведь путь из себя представлял лишь ровное каменное плато. На повестке дня небольшой ремонт в рудниках и дорога назад, в город. А там остаток рабочего времени на сетевой диагностике и свободный вечер. Все уйдут, и можно будет с наслаждением делать то, что на самом деле важно. Для меня, конечно. А может и для общества? Может, то, что я творю с наслаждением для себя, важным окажется и для других? Ведь они, эти другие, делают то, что важно им, важным и для меня. Ведь может случиться и наоборот? Неизвестно.
Вот Грин говорит, что теоретическое идеальное общество не будет иметь определенного вектора развития. Общество будет просто исследовать непознанное, складывая при этом накопленные знания в произвольной комбинации. Именно это и будет определять вектор. Если историю такого общества обнулять каждые двести лет, то каждый раз будет рождаться новая история. И это с учетом того, что люди с начала времени будут те же и в том же количестве. Чёрт его знает, откуда он берёт такие выводы? И что он для этих выводов делает? Ведь это ж чистые домыслы, но он-то приходит с цифрами из статистических данных.
Бертыч это тоже подтверждает, только с другой стороны. “Война войне рознь” – вот его слова. У него ведь всегда одна война. И всё время какие-то сражения. И всё время следственно-причинная связь этих войн. И причина всегда материальная. То есть духовной причины для войны при всём его богатом, хотя может и не очень, опыте военных исследований, он не нашёл. Все время есть яблоко раздора, и это яблоко можно откусить и съесть. И что самое интересное – без этого яблока аппетит не появляется, шпаги ржавеют в ножнах, а из танков начинают делать аккумуляторные ветряки.
Это видимо от Градского. Тому, хлебом не корми, дай только все обустроить. Ветряки, солнечные батареи, термальные гейзеры – всё как обычно. Сплошной Вечный энергопоток. Вот сам бы я хотел бы жить в такой умасленной реальности? Энергии на все хватает, полная деградация вещёвых ценностей вследствии их изобилия. Ходи хоть всегда в одних трусах – тепло, сытно и никакого дела до твоей материальной сущности, у всех все тоже самое: захотел – взял, понадобилось – включил, съел – не влезло.
Эх, друзья мои, друзья! А чудо ведь, что мы встретили друг друга. Ведь могли же в принципе и мимо пройти, не заметив. И жили бы, и рассуждали бы на теже темы. Только друг без друга. Но теперь есть пятница, а с ней клубные посиделки, клюквенные коктейли и застольные споры почти до утра. Это важно для меня, и я вижу, что это важно для вас. Значит то, что я творю важно? Определенно здесь что-то есть.
Карманник молчал, а значит спешки не было. Каменные плиты справа на этом участке дороги задирали полого край пустыни вверх. Можно было ехать и прямо, но время позволяло сделать маленькое отклонение от курса. И я который раз этим воспользовался. Кроссдез пошёл под уклоном вверх к задернутому плитняковому полотну. Я остановил машину и вылез, чтоб до самой кромки дойти пешком. Там с высоты излома был виден далекий горизонт. Плоский гранит исчезал здесь, казалось, целиком в небе, и если, стоя неподвижно, приходилось долго смотреть на бесконечную тонкую линию, создавалось ощущение будто каменный монолит наоборот вытекал морем из небес.
