1.
Он проснулся (очнулся?) от резкой боли, пронзившей затылок, и невольно застонал. Попытался открыть глаза – веки были свинцовыми, а под них как будто кто-то специально насыпал мелкого колючего песка, и теперь тот царапал глазные яблоки, выбивая слезы. В голове была странная гулкая пустота – ни единой связной мысли, ни понимания того, где он. Кто он. Как он очутился в странном жарком и тесном помещении, стены которого колыхались и вибрировали.
Он сделал попытку произнести хоть что-то, издать хоть какой-то внятный звук, однако вместо этого из пересохшего горла вырвался тихий хрип. Но, по-видимому, его всё-таки услышали, потому что сверху возник невнятный силуэт, и незнакомый женский голос произнес какую-то фразу на непонятном языке. Человек попытался сфокусировать взгляд на силуэте, и после некоторых усилий ему это удалось.
Женщина произнесла еще какую-то фразу, и сразу вслед за этим ко рту его приблизилось узкое горлышко мягкого кожаного сосуда и легко, но настойчиво ткнулось в губы, а рука незнакомки приподняла его голову, опять повторив всю ту же фразу.
Мужчина жадно припал к сосуду и почувствовал, как слегка тепловатая вода потекла в горло, возрождая его к жизни. Он пил, и пил, и пил эту чудотворную влагу, пока женщина не отодвинула сосуд («бурдюк», он называется «бурдюк» – пришло понимание). Он замычал протестующе, но женщина покачала головой, покрытой темным покрывалом, и сказала:
– Нет, сразу много нельзя! – он удивленно вскинул на нее взгляд черных глаз (он ее понимает!), а затем добавила. – Тебе может стать плохо!
После этого осторожно опустила голову незнакомца на небольшую плоскую подушку и заткнула горло бурдюка пробкой.
– Спи! – сказала женщина и исчезла из поля зрения лежащего, и он послушно смежил веки. В голове стремительно раскручивалась карусель, вызывая неприятную тошноту, и человек невольно задержал дыхание, чтобы удержать внутри выпитую только что воду. Сцепил крепче зубы и постарался дышать медленно и мерно, постепенно уплывая в сон.
В следующий раз он проснулся уже сам, чувствуя себя гораздо лучше. Голова еще побаливала, но ощущения бешеного вращения пространства вокруг него не было. Вращения не было, но вместо него появилось мерное колыхание, говорящее о том, что то, на чем он лежит, движется куда-то. Вокруг был полумрак, сохраняющийся благодаря темной плотной ткани, накинутой на дуги каркаса.
Он догадался, что лежит в какой-то не то повозке, не то фургоне – мягкое, плавное движение и негромкое пофыркивание животных снаружи, вероятно, тянувших кибитку, подтверждало это.
Мужчина пошевелился и невольно застонал от резкой боли, мгновенно прошившей затылок.
И в ту же минуту полог впереди разошелся на две половины, и в неожиданно ярком свете, болезненно ударившем по глазам, возник нечеткий силуэт, не позволявший определить пол человека, и смутно знакомый женский голос произнес:
– Очнулся? – и тотчас же она повернулась, выглядывая наружу, и звонко воскликнула:
– Атаи! Он пришел в себя!
Снаружи раздался низкий рокочущий голос, ответивший что-то.
Незнакомка вползла на коленях в фургон, протянув руку к полотняной стенке повозки, достала из какого-то деревянного сундучка бурдюк и склонилась над мужчиной:
– Пить хочешь?
– Да-а… – прохрипел он, и женщина, как и в первый раз, приподняла рукой его голову и, придерживая за плечи (он прислонился к незнакомке, почувствовав щекой упругость груди под одеждой), поднесла горлышко сосуда к его губам.
Мужчина приник жадными губами к бурдюку, с облегчением почувствовав, как живительная влага прокатывается в горло и приятной тяжестью оседает в желудке.
Но женщина снова слишком быстро отняла сосуд, добавив с улыбкой в голосе:
– Не спеши!
– Дай еще… – хриплым голосом потребовал он, но незнакомка покачала головой и, опустив его на какой-то плоский тюфяк, на котором он лежал, отползла в сторону.
– Сейчас дам тебе отвар целебных трав. Он вернет силы и восстановит здоровье. Лежи, не поднимайся! Ты еще слаб!
– Где я? – спросил он, следя глазами за деловито двигавшейся внутри кибитки девушкой.
Теперь мужчина ясно видел даже в полумраке, что она молода – юная девушка, одетая типично для жительниц Имрана – расшитое цветными нитками длинное и свободное платье с круглой горловиной и широкими рукавами, края которых тоже украшены затейливой вышивкой, образующей довольно широкую кайму. Когда девушка наклонялась над ним, мужчина успел заметить необычный кулон, висящий на серебряной цепочке с тонким плетением, но толком не рассмотрел его – незнакомка быстро спрятала его под платье. Голова незнакомки была покрыта темным покрывалом, но из-под него выбивались антрацитово-черные вьющиеся волосы.
Девушка вернулась к лежащему на тюфяке и поднесла к него губам небольшой глиняный кувшинчик с узким горлом:
– Выпей!
– Что это? – он принюхался, почувствовав терпкий, но не противный травяной запах.
– Не бойся! Это поможет тебе!
Мужчина послушно проглотил содержимое кувшинчика и, снова откинувшись на тюфяк, повторил свой вопрос:
– Где я?
– В пустыне Ахарани, – спокойно ответила девушка, словно это было само собой разумеющимся. – Помнишь что-нибудь? Как тебя зовут?
Он невольно задумался, пытаясь сообразить – кто же он? Но никакого имени не пришло на ум. Мужчина заволновался, напрягая память, но все было напрасно.
– Я… не помню… – с отчаянием выдохнул он и прикрыл глаза ладонью. – Что со мной? Как я здесь оказался? Кто ты такая?
Девушка беззлобно усмехнулась:
– Сколько вопросов… Похоже на то, что на тебя напали. Сзади. Ударили чем-то по голове. Но, видимо, им показалось этого недостаточно, и те люди вывезли тебя в пустыню и бросили там умирать.
– Тогда почему я до сих пор жив? – мужчина отвел руку от лица и посмотрел на собеседницу.
– Тебе повезло! Мы как раз проезжали неподалёку. Песок уже наполовину занёс тебя, но голова была еще на поверхности. Мы просто забрали тебя с собой…
– Кто – вы? Как тебя зовут? – спросил он.
И в эту минуту мужской голос снаружи громко позвал:
– Джайлунэ, дочка! Прибыли!
– Иду, атаи! – повернувшись к пологу, крикнула девушка и посмотрела на мужчину. – Отдохни пока!
– Постой! Куда мы прибыли? – попытался выяснить он.
– В оазис! Здесь можно будет отдохнуть, прежде чем продолжать путь. Извини! Я должна идти!
И она юркой змейкой выскользнула из кибитки. Мужчина только успел увидеть узкие тонкие штаны, обтягивающие стройные женские ножки. Лишь на миг они мелькнули в длинных боковых разрезах платья, и вот уже девушка скрылась из виду.
А он почувствовал, что повозка остановилась. Снаружи доносилось теперь уже несколько голосов – знакомый низкий мужской баритон, звонкий голосок девушки и еще один – ломкий подростковый басок, временами переходящий в мальчишеский дискант.