Глава первая
Девушка из леса
Тишина вокруг стояла самая безмятежная, прозрачная и неподвижная, а зеленый лес выглядел таким изначальным, что казалось, будто никакой цивилизации на планете не существует вовсе, и нет никакого летоисчисления, и время течет само по себе, как дикая река, не измеренное ничем, никем и никак. На этой поляне не было ничего, даже две тысячи сорокового года новой эры. И потому олень стоял посередине так же спокойно, как его далекие предки сто тысяч лет назад, когда время и впрямь текло неизмеренным.
Он жил здесь давно, прекрасно знал свою территорию, и потому не встревожился, остался на месте, когда в дальнем конце поляны показался бегущий человек. Олень прекрасно знал таких бегунов и часто их тут встречал. Всегда одинаковых – людей в яркой и легкой одежде, целеустремленно бегущих по каким-то своим маршрутам. Все они жили где-то поблизости, никогда на оленя не охотились и ничем ему не мешали.
И все же он, управляемый древними инстинктами, напрягся, как натянутая тетива, готовый в любой миг сорваться с места.
Человеческое существо остановилось метрах в пятидесяти от оленя – девушка в легких синих шортах и белой майке с темными пятнами пота. Длинные темные волосы взметнулись в последний раз и упали ей на плечи.
Что-то в ней неправильно, отметил олень. Он понимал, в чем тут отличие, но внятно сформулировать не мог.
У нее были другие ноги – так отметил олень. А человек попросту сказал бы, что девушка бегает босиком и, похоже, не испытывает от этого ни малейшего неудобства.
Глаза встретились – огромные светло-карие оленьи и синие человеческие. Стояла полная тишина, оба существа замерли неподвижно, разделенные полусотней метров сочной зеленой травы с какими-то цветами и тихо зудящими насекомыми.
Потом девушка усмехнулась и негромко сказала, не меняя позы:
– Твое счастье, Бемби, что мне не хочется жрать…
Олень человеческой речи, конечно, не понимал. Мало того, в голосе не звучало угрозы. И, тем не менее, огромный рогатый зверь вдруг ощутил растущее беспокойство. От человеческого безоружного существа явственно веяло чем-то опасным, древним, тем самым, что заставляло предков зверя уноситься со всех ног. Девушка была точной копией всех остальных людей из Большой Белой Скалы, но от нее, словно тяжелым и резким запахом пожарища, веяло иным…
Олень полагался на инстинкты. Он осторожно переступил с ноги на ногу, бесшумно повернулся – и внезапно метнулся в чащу, закинув на спину рога, убыстряя бег, подгоняемый беспокойством. Его преследовало непонятное человеку ощущение угрозы.
Девушка фыркнула и побежала дальше, размеренно и умело, прижимая локти к бокам, грамотно выдыхая в ритме бега. Повернула направо, оказалась на утоптанной тропинке, метров двести пробежав по ней, помчалась уже на асфальтированной дорожке. Понемногу начиналась цивилизация – все больше асфальта, появились фонари на высоких, изящно выгнутых белых столбах, слева сквозь деревья виднелась автострада. Вокруг не было ни души, но это отнюдь не означало, что за территорией не наблюдают. На самом деле все многочисленные датчики и камеры работали исправно. Любого постороннего, занесенного ветром странствий и приключений в этот уютный уголок, моментально бы засекли, вывели на экраны, запечатлели, идентифицировали при возможности и загрузили в память компьютера, который его создатели умышленно наделили параноидальной подозрительностью. И компьютер не успокоился бы, пока не установил, кто именно пересек невидимые и неощутимые барьеры.
Девушки это, разумеется, не касалось. Система ее моментально опознала, удовлетворенно мигнула зеленым огоньком и послала в ежедневную память соответствующее сообщение.
А дальше показалась Большая Белая Скала, как определял это олень – обширное трехэтажное здание казенного вида. Большой щит на белоснежных стойках возвещал, что именно здесь располагается Федеральный центр активного психологического содействия. Так теперь в целях благозвучности именовались психиатрические больницы.
Девушка круто свернула к главному входу, фотоэлемент вмиг раздвинул перед ней прозрачные створки. В обширном вестибюле находилась снабженная соответствующими надписями стойка, за которой сидел человек в светло-зеленом халате – великолепная имитация дежурного медика. Мало ли кого и по какой случайности могло сюда занести… Гораздо проще и выгоднее создать определенные декорации, чтобы не возникло ни малейших подозрений…
Трусцой пробегая мимо, девушка бросила, не поворачивая голову:
– К своему психиатру! Галлюцинации задолбали, спасу нет, и от маний не продохнуть…
Человек, притворявшийся врачом, осклабился ей вслед. Перед девушкой было три двери. В одну из них мог пройти кто угодно. И согласно той же системе декораций натолкнулся бы на парочку врачебных кабинетов, где его могли участливо выслушать и даже дать при необходимости вполне профессиональные советы. Вторая, как гласила надпись, предназначалась для персонала.
Девушка свернула к третьей двери, привычным движением на миг прижала большой палец к плоской круглой ручке – и система, опознав отпечаток, отперла замок.
Она оказалась в длинном тихом коридоре, где, как ни присматривайся, уже не видно ничего, имевшего отношение к медицине, одни только однотипные двери с номерами вместо табличек. Коридор как две капли воды походил на самый обычный офис. Люди, изредка по нему проходившие, выглядели насквозь обыкновенно, скучно, банально, никто не держал на виду оружия, никто не разговаривал о тайнах и секретных операциях. Картина была настолько будничной и даже унылой, что девушка со своим спортивным видом нисколечко в нее не вписывалась. Однако никто ей не удивлялся, поскольку успели привыкнуть.
Она толкнула ладонью дверь с номером 25 и оказалась в самой обычной приемной со стандартным набором канцелярских приборов и молодой белокурой секретаршей в строгом темном костюме. Прошла внутрь, остановилась у полированного стола, скрестила руки на груди и с легкой улыбкой на полных губах впилась в секретаршу неотрывным, деланно безразличным взглядом. Стояла так, пока блондинка не смутилась, опустила глаза, хлопнула ресницами. Бегунья удовлетворенно усмехнулась.
– Ты так мило смущаешься, Белоснежка, а меня это всегда распаляет… Ну, так как же насчет жарких объятий на мятой постели? Дождусь я когда-нибудь этого счастья?
