Мне в это воскресение было как-то грустно и одиноко… Щемило сердце, побаливало что-то там в голове и ныло плечо, идти куда-то совершенно не хотелось. Но привычка гулять по воскресениям в парке взяла своё и я позвонила кумушке, чтобы пригласить её с собой побродить по аллейкам. Та долго не брала трубку, а когда взяла, начала охать и ахать, что у неё всё болит и что я замучила её своими вылазками на природу. Ну, нет, так нет, пойду всё же, погуляю.
Для большей устойчивости прихватила свою палку, которую мне подарили мои дети на день рождения. Может, в другой раз я и обиделась бы на такой подарок, но, во-первых, палка была резная, украшенная разными мордами и ветками, а во-вторых, я в то время без неё ходить не могла, а «выгуливать» меня им некогда – разъехались по разным городам. Это сейчас я уже могу обходиться без неё, а тогда, после операции, тяжело пришлось. И прихватываю её теперь на всякий случай. Летом в траве ковыряюсь, сейчас (осенью) в листьях. В позапрошлый раз маленького ёжика вспугнула, такой смешной был! Свернулся, а носик и глазки торчат.
…Листья тихонько шуршат под ногами, мне этот звук очень нравится, специально выбираю места, где их ещё не смели в кучи. Так жалко, когда их жечь начинают. Горький запах подожжённых листьев напоминает о возрасте и ушедших годах… Ветра нет и листья почти не падают, так, немножко – то тут, то там. Ворона уселась на ветке и стряхнула на меня парочку зелёно-жёлтых листочков. Я проследила за ними взглядом и попыталась поймать хоть один. Ура, один поймала! Он не очень большой, жёлтенький, но с одного боку ещё осталась зелёная полосочка, как привет из лета. Положила его аккуратно в кармашек сумочки. Нет, погода замечательная, зря кумушка отказалась идти со мной.
Прошла аллейки три, подустала и села на скамью. Слева за ней раскинул ветки большой клён. У него листья были всех оттенков – от жёлтого, до красно-бордового. Жаль, что не взяла мобильник, поставила на зарядку и забыла, можно было сделать красивые снимки. Некоторое время сидела, задрав голову, разглядывая ворох разноцветных листьев над головой. Потом, скользнув по стволу взглядом, за что-то зацепилась. Интересно… Со скамейки не видно. Встала и подошла поближе. Вот когда палка пригодилась! В стволе было дупло, я его и раньше видела, а когда подошла поближе, заметила в глубине уголочек чего-то, завёрнутого в целлофан. Высоковато… В принципе, можно было и рукой достать, но плечо болело и рука не поднималась так, как хотелось бы. Я поддела находку палкой, засунув её как можно глубже в дупло и с третьей попытки выковырнула таинственный пакет. Хм… Кто-то явно что-то спрятал! Прямо шпионские страсти. Фантазия разыгралась и я, поёжившись, как от чьего-то взгляда, заспешила домой. По дороге успела, всё же, разглядеть, что это была общая тетрадка.
Придя домой, не торопилась заглянуть в тетрадь. Во-первых, это была чужая тетрадь, а меня всегда учили, что в чужие тетради заглядывать нельзя, некрасиво. Во-вторых, я проголодалась, поэтому пошла на кухню, поставила на плиту турку с кофе, намешала туда сахара ложечку и, когда сахар уже растопился, налила воду. Привкус подгоревшего слегка, карамельного, сахара мне нравится больше, чем запах горелых листьев. Намазала пару бутербродов с икрой минтая, взяла чашечку с кофе и понесла всё это в комнату. Пока перекусывала бутербродами с кофе, разглядывала находку. Тетрадка ждала меня на столе. Потрёпанной её не назовёшь, довольно аккуратная. Значит, её любили. Или просто аккуратный хозяин был… Почему, был? Может, он её на время спрятал, а потом захочет прийти и забрать. Ну вот, у меня уже начались угрызения совести. Надо бы её вернуть на место… Но редакторский зуд уже не отпускал. Ладно, вот прочитаю, а потом верну. Может, она и неинтересная вовсе, я так, полистаю и верну на место.
Итак, начнём! Торжественный момент – тадааам! Я открываю первую страницу…
«12 марта.
Привет. Меня зовут Изабелла. Не знаю, чем руководствовались мои родители, когда так называли. Друзья зовут просто Белка. Так и проще, и прикольнее. Меня вполне устраивает. Никогда не думала и не собиралась писать дневник. Но всё бывает когда-то впервые. Хехе. Теперь ты будешь моим поверенным, дневничок. Буду рассказывать тебе всё, что у меня творится. А давай, я тебе придумаю имя? Поскольку ты мой теперь собеседник, я должна же как-то к тебе обращаться? Что бы такое придумать? Вот если бы у меня был брат, то как бы я хотела его называть? Макс? Неееет… Серёга? Тоже не нравится. Ну вот, имён куча, а ничего в голову не приходит. Так, что там на полке стоит? География, английский… Может, Артуром назвать? О, вижу! Гайдар! Очень мне нравилась повесть одна в детстве – «Военная тайна». Там про мальчика Альку. Очень смелый мальчишка был по моим воспоминаниям. Мне мама часто про него читала. Будешь ты Алькой. Привет, Алька!
Я, Алька, очень люблю свою маму. Ей так нелегко было растить меня. Папа давно уже умер, от чего, так и не поняла, но раз есть могила, куда мы ходим иногда, значит, он, всё же, был. Думаю, что когда-нибудь расскажет она мне про него!
В принципе, я бесконфликтный ребёнок, более или менее послушная. Чес слово! Особенно с возрастом. Чем старше, тем послушнее. Ну, нравится мне её радовать! А то, придёт с работы – вся никакая, замотанная, глаза в кучу, а тут – суп готов, салатик… Не ахти чего, но ей-то приятно! Подруга моя, Татошка, удивляется – и когда успеваю? А я на неё удивляюсь – ну чего тут успевать! Поставил на плиту, а она сама готовит. Мы с мамой иногда просто чаю попьём с хлебом-с маслом и то, знаешь, как приятно.
Но всё закончилось полгода назад. Она влюбилась… Да было бы в кого! Алька, это не человек, это просто чудовище какое-то! Он, как только к нам переехал, стал дружбу со мной заводить. На родственных, типа, началах. Втирался в доверие – покупал шоколадки, билеты доставал на концерты и на спектакли. К нам часто приезжают разные театры, даже из Москвы. Вот он и старался. Просил его Лёшей называть. Ваще жесть! Мужику под пятьдесят, а я его Лёшей звать буду. Смехота! По-началу забавляло это всё, а потом как-то раз, когда мамы не было, он зашёл ко мне в комнату, начал чего-то сопеть, весь красный сделался… и потный – ужас! Я, конечно, по доброте душевной, спросила, что, плохо, что ли? Сердце? А он – гад! говорит:
– Да, Бэллочка, я болен, уже давно, как только тебя увидел.
Я обалдела! Сказала, что мне надо на дополнительные занятия в школу и свалила. Нет, ну ты видел это? И что делать? Маме сказать? А она что будет делать? Поверит? Она так его любит! Я же вижу, как на него смотрит. Всё готова сделать – «Лёшенька, что тебе приготовить? Лёшенька, что тебе купить? Тебе понравился супчик?» Ну и так далее… А я? Не могу же сидеть в комнате всю оставшуюся жизнь! Вот засада! Надо, всё же, как-то с мамой поговорить на эту тему.»