Из века в век бывает так,
Что всем испортит жизнь чудак -
Поверит слепо в клевету,
И канет мир наш в темноту.
Чьи-то надежды и мечты
Разрушат всё, чем жил здесь ты!
Чьи-то деяния сотрут
В пыль, в мелкий сор тяжёлый труд.
И по итогу что сказать?
Сам виноват. И исправлять
Никто не будет за тебя.
Иди. Верни нам свет, дитя.
От автора
– Сюда?
– Вроде бы нет, не этот путь.
– Тогда сюда?
– Да. Иди вслед за мной.
Два тёмных силуэта, один высокий, а другой совсем низенький, освещали дорогу масляными лампами, но огонь почти не рассеивал мрак. В подземном тоннеле было очень темно. Кроме того, у пещеры имелось много ответвлений и сбиться с пути было легче лёгкого.
– Ты уверен, сынок? – с тревогой в голосе произнёс на следующей из развилок мужчина, и по лёгкой сипоте в голосе стало понятно, что он не только стар, но и простужен. – Здесь всё так похоже. Это место почти ничем ни отличается от тех, что мы уже прошли.
– Это оно, пап. Видишь? – пальчики ребёнка лет эдак пяти-шести, облачённого в потрёпанный пуховик слишком большого для него размера (а потому и несуразно подпоясанного), не смогли дотянуться до выцарапанного на камне сердечка, в который были вписаны буквы «Д» и «В», да плюс между ними.
– Это вы рисовали, да?
– Не мы, я. Вероника начала сомневаться, и я… – малыш неподдельно горько всхлипнул и крепко зажмурил глаза, а через мгновение резко замотал голой, как если бы хотел стряхнуть с себя наваждение. Этот жест выглядел столь взрослым, он нисколько не соответствовал возрасту мальчика. Да и интонация, с которой тот произнёс свои последующие слова нисколько не соотносилась с его юным внешним видом. – Короче, нам сюда. Я уверен.
Мальчик указал рукой на ответвление тоннеля, но глаз от сердечка не отвёл, а потому не увидел, каким грустным и вместе с тем недоверчивым взглядом посмотрел на него отец. Собственно, быть может, даже смотри мальчик на него, то ничего бы он не заметил. В пещерах было слишком темно. Трепыхающиеся в лампах огоньки давали очень мало света. Благодаря им были видны разве что покрытые помётом летучих мышей тёмные камни и облачка пара, срывающиеся с губ. Всё же вокруг было очень холодно. В пещерах всегда холодно. И пробирающий до костей мороз заставил взрослого мужчину громко хлюпнуть носом, а после вытереть нос тёплой шерстяной варежкой. Он даже кашлянул несколько раз, прижимая ладонь к груди, как если бы нутро его сильно болело из-за болезни, но мальчик на эти звуки не обернулся. Напротив, он наконец-то отвёл взгляд от нацарапанного на стене пещеры сердечка, прекратил бездеятельно стоять и сделал первый шаг в избранном им направлении. Этот шаг был медленным. Таким, как если бы ребёнок проходил через внезапно уплотнившийся воздух. Но, само собой, никакой аномалии в пещере не было. Подобное произошло только из-за погружённости мальчика в собственные мысли.
Прошлонемногим более семи лет, как он был здесь в последний раз, но эти годы порой казались ему семью веками. Слишком глубокие перемены произошли как во всём мире, так и в нём самом за это время. Исчез глупый подростковый задор, утихло неуёмное любопытство, пропало бесстрашие. Он повзрослел, а взрослые намного чаще детей перед тем, как сделать что-то, задаются вопросами: «Зачем? Для чего? Что в результате выйдет?». Увы, юности такой мудрости не хватает. И потому один недалёкий парнишка пятнадцати лет, заполучив в свои руки древний фолиант, не задумался, не остановился в своих тщеславных стремлениях…
«Возможность попробовать что-что новое, получить опыт в невероятном, возможность исполнить свои сокровенные мечты… Ах, как же это вкусно!» – с задором подумал Дима и, улыбаясь своей подружке, сказал:
– Вероничка, сладкая моя, харэ дрейфить. У нас всё получится.
– У меня дурное предчувствие. Может, вернёмся?
Предложение заставило пятнадцатилетнего парня упереть руки в бока. Он посмотрел на девушку с возмущением и недовольством. Его сердце нисколько не тронул обеспокоенный взгляд серых глаз и то, каким нервным движением поправила Вероника свои светлые волосы.
– Дим, ну давай вернёмся. Давай. Пожалуйста.
– Ага, то есть мы только ради вот этого вот сюда припёрлись?
Говоря, Дима поднял с пола пещеры один из булыжников и нацарапал на стене достаточно крупное сердечко. Его собственное сердце при этом стучало в раздражённом темпе, а потому содеянного ему показалось мало. Поглядев на виновато молчащую девушку, Дима сперва нацарапал внутри сердечка их инициалы, и только потом спросил:
– Вот ради этого, да, Вероника?
– Какой же ты дебил. Я просто пытаюсь донести до тебя, что мне страшно. Понимаешь, мне страшно! – истерично взвизгнула девушка, и в тот же момент её налобный фонарь замерцал.
– Ба, нашла чего бояться. Темноты, как маленькая, боишься, что ли? Так у меня в рюкзаке запасной фонарь и даже батарейки.
– Да я не темноты боюсь, – тут же огрызнулась Вероника и попутно шлёпнула себя по тому месту на поясе, где крепился её запасной фонарик.
– Тогда чего-ты? Всё, твой светильник опять нормально пашет.
Налобный фонарь девушки действительно больше не мерцал, но её лицо спокойнее не стало. Напротив, разговор Веронику разозлил. Она недовольно поджала губы и с полминуты молчала, прежде чем произнесла:
– Можешь называть это бабской придурью, но всё внутри меня кричит, что нам надо вернуться. Мне не нравится эта пещера. И книга твоя тоже не нравится… В конце концов, ты, конечно, просил тебя не спрашивать, но всё-таки. Дим, вот откуда у тебя эта жесть какая странная книга?
Ненадолго парень замялся. Во-первых, тон вопроса больше походил на ультиматум. Во-вторых, ему безумно нравилась Вероника, он любил её и поэтому хотел быть честен с нею. В конце концов, именно так он представлял себе жизнь в паре. Чтобы если и имелись секреты, так только общие.
… Чего он не представлял, так это как объяснить любимой всё, что с ним произошло.
– Не хочешь мне ничего говорить, – тут же озлобилась девушка. – Требуешь тебе помогать, но ничего говорить не хочешь. А, может, я не хочу вот так вот?
Фыркнув, Вероника развернулась, чтобы уйти, но Дима ухватил её за локоток и сказал:
– Блин, Вероника. Ну чего ты, а?
– А ты чего? Чего ты молчишь? Что скрываешь?
– Да ничего такого.
– Тогда расскажи мне уже всё.
Дима посмотрел в глаза Вероники, и понял, что на этот раз девушка ни на какие уступки не пойдёт. Ему это было неприятно, он даже тяжело и устало вздохнул, прежде чем скосил взгляд на фолиант, что нёс подмышкой. Фолиант был обёрнут в кусок старых обоев, и такая обложка хорошо скрывала его истинную суть. Но… Но если ты кого-то впускаешь в свою жизнь, то нужно быть готовым с этим человеком событиями этой самой жизни делиться. Их никак нельзя прятать под старыми обоями, а потому Дима отпустил руку Вероники и всё же сказал:
