Мы сидели на двух шатающихся табуретках, благородно оставленных грабителями на кухне, и думали,как нам дальше жить. Не знаю, что было печальнее: понять, что её парень оказался подлецом и вором или что у нас не осталось ничего, кроме старой посуды и мебели, которым самое место на свалке. Мои личные вещи никто не тронул. Не знаю, что за сдвиг у них в системе ценностей, но моя великолепная тарелка с изображением рыбьего скелета на дне, моя мышка-пищалка с запахом кошачьей мяты и даже моя расческа с остатками великолепнейшей дымчатой шерсти ворюг не заинтересовала. Вместо этого они вынесли все вещи Любавы, включая всю одежду, и даже поснимали москитные сетки с окон. Спрашивается, зачем им москитные сетки? После первого осмотра помещения я всё думал, почему этот прохвост мои вещи не тронул? Из-за уважения и симпатии, которые я не мог не вызвать, или, может, побоялся моего гнева… Но когда я обнаружил отсутствие москиток! Это был шаг мне на хвост! Отныне и до появления новых я буду лишен своей единственной радости – охоты на голубей. Теперь Любава будет держать окна закрытыми, и мой досуг превратится в унылое убивание времени. Когда в жизни и без того удовольствий в разы меньше, чем обязанностей, такие события ввергают меня в меланхолическое настроение. Лучше бы они пианино взяли! Чудесный инструмент, лет 100 ему, настоящий раритет – глаза б мои его не видели!
Совсем забыл представиться, простите.
– Здравствуйте, меня зовут Добрыня, и я – Кот. Получилось, как на встрече анонимных котов. Ну же, отвечайте: «Здравствуй, Добрыня», и аплодисменты.
Продолжим, я шотландский вислоухий кот дымчатого окраса, семи килограмм веса. Мне два с половиной года, сообразителен и невероятно обаятелен.
Люблю: кушать домашний нежирный творожок, играть с мышкой, охотиться на голубей и очень люблю свою хозяйку Любаву.
Боюсь: пылесоса, фена, громких звуков из внешнего мира, незнакомых людей и некоторых знакомых (и правильно делаю) и ещё высоты. Что касается последнего, ветеринар утверждает, что это особенности породы, но я думаю, что это я за компанию с Любавой. Боимся вместе, как в мультике.
Теперь это похоже на анкету с сайта знакомств, хм, ну да ладно, зато коротко и понятно.
– Ну что ты уши повесил, – грустно заметила Любава, – купим мы всё новое, ещё лучше, чем было. Заработаем и купим. Хорошо, что все сбережения хранятся в банке. Очень надеюсь, что банк за это время никто не ограбил, – снова улыбнулась она и пошла ставить старенький эмалированный чайник на плиту. Ведь замечательный электрический чайник с подсветкой и тремя температурными режимами, увы, больше не с нами.
Любимая шутка моей хозяйки, когда мы грустим и печалимся, про мои повешенные уши. Так она бодрится. Я поначалу протестовал, доказывал, что это знак моего аристократизма, и я горжусь своими ушами. Они мне достались от отца, ему – от его матери и т. д. Ну, то есть у меня-то уши свои, а у отца остались его, в общем, вы поняли. Так вот поначалу я протестовал против таких шуток Любавы, а потом смирился. Пускай, если ей так легче. Одно дело самой расстраиваться, а совсем другое – видеть, что я расстроен ещё сильнее, и сразу появляются силы собраться и заняться утешением меня, а там уже и себя за компанию.
Сейчас меня беспокоит только один вопрос – как объяснить Любаве, что обокрал нас её драгоценный Лёва, с которым она крутила бурный и бесперспективный, на мой взгляд, роман. Когда он и его дружки вошли в дом, я сразу почувствовал, что ничего хорошего они не замышляют, и залез под кровать. А когда увидел, что они делают, просто застонал от бессилия, чем, естественно, мог привлечь к себе внимание. Я зажмурился от страха. Похоже, они ничего не услышали, но на всякий случай я не открывал глаза до самого их ухода. Под диваном темно, и если не открывать глаз, то меня совсем не видно. Как же здорово, что я не спрятался в шкафу, там бы они меня точно обнаружили. Наверняка украли бы и меня, чего Любава точно бы не пережила. А может, они вообще только за мной и приходили; в доме ничего дороже, чем я, не было; просто не нашли меня и решили вынести, что под руки попалось. Да, думаю, что так и было.
Мы с Любавой сидели на кухне и ждали, пока закипит вода в чайнике, когда раздался звонок в дверь. Это была Людмила Ивановна, бдительная пенсионерка из соседней квартиры.
– Любочка, вы что, переезжаете? – кряхтящим, якобы доброжелательным голосом спросила она.
– Не Любочка она! Лю-ба-ва!!! Тысячу раз Вам объяснял уже, – закричал я, но Людмила Ивановна услышала только: «Мяу!».
– О, Добби показался! – умилённо сказала она, глядя на меня.
– Добби?! Серьёзно?! Я – Добби?! – моему негодованию не было предела; я так закричал, что чуть не сорвал голос. Да как она могла МЕНЯ сравнить с каким-то Эльфом?!
Любава сказала:
– Тихо, тихо Добрыня, – взяла меня на руки и начала гладить и чесать за ушком. Ну как тут устоять, я начал мурлыкать.
– Здравствуйте, не переезжаем, ограбили нас, – сказала Любава соседке.
– Как так? – удивилась соседка, – а я смотрю, твой парень с ребятами всё из дому выносит, в газель грузит; подумала, переезжаете.
– Лев? Такой блондин с пирсингом в брови? – уточнила Любава дрожащим голосом.
– Ну да и с татуировкой на шее: Лев, значит.
Любава застыла и я понял, что она вот-вот разревётся. А Людмила Ивановна всё не унималась, жаждала подробностей. А как же, реальная жизнь, выходит, интереснее, чем телевизор.
Любава поблагодарила женщину за ценную информацию, сказала, что ей нужно сообщить новые сведения в милицию и настойчиво выпроводила соседку за дверь.
Потом она пошла на кухню и долго плакала. Я утешал её, как мог, но в то же время вздохнул с облегчением: теперь не нужно изобретать хитроумных способов, чтобы указать ей на Лёву.
