В первый свой день в Замогильнике Врана Маккей успела увидеть лошадиных призраков, которые гонялись за гоблинами по пустырю, трёх банши, ехавших в автобусе, одного зомби в драных джинсах, который таращился из окна телефонной лавки, бугимана, который прогуливал лабрадудля, привидение на стремянке, которое мыло окно, и гуля, который потягивал латте в уличном кафе.
Врана Маккей – шелковистые волосы чёрные, как вороново крыло, глаза пронзительно-синие, как морская вода на песчаных пляжах вокруг Замогильника, – сидела в машине соцработницы у дома номер 28 по улице Цветочный Холм. Врана крепко прижимала к себе потёртый бежевый чемоданчик с выцветшей наклейкой, изображавшей чёрную бабочку, и думала, как плохо, что у неё теперь нет родителей. Третья приёмная семья за полгода. Она столько времени просидела в зелёном фиате Ким, что даже успела привыкнуть к запаху вишнёвых леденцов от освежителя воздуха, висевшего на зеркале заднего вида.
– Ким, гляди! – ахнула Врана. – Лошадиные призраки!
Бестелесные скакуны мчались по пустырю рядом с разрушенной фабрикой, из ноздрей вылетали клубы пламени.
– Ничего они тебе не сделают, Врана. Главное – не подходить. Мы об этом уже говорили.
Бока лошадей блестели, и этот блеск щипал глаза, будто уксус. «Во попала!» – подумала Врана. Одна из лошадей остановилась, взрыла землю чёрным копытом, из-под него полетели пыль, искры, клубы серы. Врана закрыла окно и зажала нос, потому что завоняло тухлыми яйцами. Где этот несчастный леденцовый освежитель воздуха, когда он так нужен?
– Тебе, наверное, жарковато в такой одежде, – заметила Ким.
– Жарковато. Но вы же знаете, я очень люблю эту одежду.
– Да как скажешь, солнышко. И всё-таки сняла бы ты шляпу и жакетку. Сжаришься.
Врана вздохнула и высунула руку из окна. Рука тяжело повисла в густом липком воздухе. Ким права – тут и сжариться недолго, но Врана ни за что не снимет любимую шляпу и жакет. Ким засунула руку обратно в салон, понюхала запястье. Тухлые яйца. Сморщила нос, дотронулась до нагрудного кармана своего пальто.
Врана вытащила из коричневой бархатной жакетки аккуратно сложенный листок бумаги. Записка, которую ей оставила мама. Эта записка для неё – как якорь. Способ зацепиться за что-то безопасное. Перед сном, когда ночь делалась совсем тёмной, Врана часто доставала записку и обводила пальцем написанные мамой буквы. Прочитывала слова, которые давно знала наизусть:
Врана, доченька!
Не открывай чемодан, пока не придёт время. Придёт – узнаешь.
С любовью,
мама
Разумеется, в первую же ночь в первой же приёмной семье Врана не выдержала. Приподняла крышку. Желудок скрутился рогаликом. Она обвела глазами комнату в неродном доме. Она здесь чужая, впереди – новая школа и новый город. Врана распахнула чемодан. Провела ладонями по белой шелковистой подкладке. Внутри пусто.
– Мамочка… папочка, – прошептала Врана. – Где вы? Что с вами случилось?
Она знала, что Ким её слышит, но Ким ничего не сказала. А Вране было всё равно. Ким симпатичная, но ей наверняка до смерти надоело таскать Врану из одной приёмной семьи в другую. Ким, в принципе, никто и не спрашивал. Да и что тут ответишь? Она тоже не знала, куда подевались родители Враны.
Про записку Врана никому не сказала. Весь мир знал, что в один прекрасный день она вернулась домой и выяснила, что родители её исчезли. Пропали без следа. Дом напоминал корабль «Мария-Селеста»[1]. Полицейские были в замешательстве: всем загадкам загадка.
И вот сейчас Врана перешагнёт порог очередного чужого жилища. В очередном городе. Впрочем, на этот раз всё немножко иначе, подумала Врана. Ким выяснила, что в Замогильнике живёт троюродная сестра отца Враны. Врана сама опешила, когда узнала, что у неё есть родственница, пусть и совсем дальняя.
Замогильник – город на склоне холма, с узкими улочками, некоторые вымощены камнем и украшены замысловатыми арками с вырезанными на них образами волков и змей. Некоторые улочки разноцветные, как драже. Есть улочки тёмные, оттенков кока-колы и лакрицы, есть и вовсе чёрные, как лошадиные призраки. На некоторых улицах было так мрачно и страшно, что хотелось сложить их, точно колоду карт, засунуть в карман и забыть про них навсегда.
Ким предупредила Врану заранее, что Замогильник – необычный город. Лошадиные призраки небось только вершина айсберга, подумала Врана: в то, что Ким рассказывала ей про Замогильник утром, за завтраком, Врана поверить не могла. Почему папа никогда не упоминал, что он отсюда родом? А мама об этом знала? Сама она отсюда? Они завтракали у Ким в кабинете, ели холодные липучие блины из кафе на другой стороне улицы. День стоял ветреный, сырой, пасмурный. Врана была мрачной, как и погода. Кабинет у Ким был забит шкафами, где лежали личные дела таких же детей, как Врана.
Чем больше Ким рассказывала, тем сильнее блины во рту начинали напоминать камни. Как вообще такой город может существовать? Город, где соседствуют живые и мёртвые. Если бы Врана сама не увидела лошадиных призраков и прочую нечисть по дороге, она бы не поверила. Собственно, и теперь не верила. Кстати, кому-то может показаться, что это не самое подходящее место для девочки-сироты, но Ким всё твердила, что у родственников в любом случае лучше, даже если родственница – седьмая вода на киселе, которой Врана отродясь не видела.
– Идём. Китти нас ждёт, – сказала Ким, выключая зажигание. Фиат фыркнул.
Врана, подхватив чемодан, шагнула в тусклый осенний свет, посмотрела на свой новый дом: двухэтажный, белый, с синей дверью. Цветочный Холм оказался таким крутым, что на тротуаре сделали ступени. Вране не больно-то хотелось туда карабкаться, но, когда она увидела девочку с розовыми волосами, которая толкала вверх розовый велосипед и при этом даже не вспотела, Врана немного приободрилась.
