– Первая рассказала мне о них миссис Мей. Нет, не мне. Не могла же это быть я – эта вспыльчивая, неаккуратная, своевольная девочка с дерзким взглядом и дурной привычкой кусать ногти. Кажется, её звали Кейт. Да, так и есть – Кейт. Хотя как её звали, не так уж важно: она почти не участвует в нашей истории.
Миссис Мей занимала две комнаты в квартире родителей Кейт в Лондоне, будучи, как я думаю, их дальней родственницей. Спальня её помещалась на втором этаже, а гостиной служила комната, где они раньше завтракали. В таких комнатах хорошо по утрам, когда солнечные лучи играют на хрустящих гренках и апельсиновом джеме, но после полудня солнце исчезает и комната светится странным серебристым светом, словно уже наступили сумерки. Тогда в ней появляется что-то печальное, но девочкой Кейт любила всё печальное и частенько проскальзывала к миссис Мей, перед тем как отправиться пить чай, и миссис Мей учила её вязать тамбуром.
Миссис Мей была старая – суставы у неё почти не сгибались – и… нет, не строгая, просто твёрдо знала, что хорошо, а что плохо, и это заменяло строгость. Кейт никогда не бывала с миссис Мей своевольной, неаккуратной и вспыльчивой, и миссис Мей учила её много чему кроме вышивания: как намотать шерсть овальным клубком, как красиво заштопать дырку, как прибрать у себя в ящике и положить поверх всего, от пыли, лист шуршащей папиросной бумаги.
– Почему ты сегодня такая тихая, детка? – спросила однажды миссис Мей у Кейт, сидевшей безо всякого дела на кожаной круглой подушке. – Что с тобой? Ты что, потеряла дар речи?
– Нет, – сказала Кейт, дёргая пуговку на туфле. – Я потеряла крючок для вязания. – Они делали шерстяное вязаное одеяло из отдельных квадратов; надо было связать ещё тридцать штук. – Но, кажется, знаю, куда положила его, – поспешила она добавить. – На нижнюю полку книжного шкафа.
– На нижнюю полку? – переспросила миссис Мей; её крючок неуклонно двигался вперёд, поблёскивая при свете огня. – Недалеко от пола?
– Да, – сказала Кейт, – но я искала на полу. И под ковриком у постели. Везде. Клубок остался. Там, где я его положила.
– Вот те на! – воскликнула миссис Мей. – Неужели они есть и в этом доме?
– Кто – они? – спросила Кейт.
– Добывайки, – ответила миссис Мей, и Кейт почудилось, что на лице старой дамы промелькнула улыбка.
Кейт уставилась на неё с некоторым страхом, но через минуту всё же спросила:
– А такое бывает на свете?
– Какое – такое?
Кейт моргнула.
– Ну… такие существа, которые живут в твоём доме и… берут твои вещи?
Миссис Мей опустила вязанье на колени и спросила:
– А ты как думаешь?
– Не знаю, – сказала Кейт, глядя в сторону и изо всех сил дёргая пуговку на туфле. – Конечно, их не может быть. И всё же… и всё же иногда я думаю, что они есть.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что столько вещей исчезает неизвестно куда. Французские булавки например. Целые фабрики делают булавки, люди каждый день покупают булавки, и всё же, когда тебе нужна булавка, ты никогда не можешь её найти. Где они все? Вот сейчас, в эту минуту? Куда они деваются? А иголки! Не могут же все иголки, которые мама купила за всю свою жизнь – уж, наверно, не меньше нескольких сотен, – валяться по дому.
– Нет, не могут, – согласилась миссис Мей.
– А все остальные мелочи, которые мы покупаем! Каждый раз заново. Карандаши, и спички, и сургуч, и шпильки для волос, и напёрстки…
– И шляпные булавки, – вставила миссис Мей, – и промокательная бумага.
– Промокашки – да, – согласилась Кейт, – но не шляпные булавки.
– Тут ты не права, – сказала миссис Мей, вновь взявшись за вязание. – Без шляпных булавок им не обойтись.
Кейт изумлённо взглянула на неё:
– Не обойтись? Почему?
– Ну, на то есть две причины. Во-первых, шляпная булавка удобное оружие, а во-вторых… – Миссис Мей вдруг рассмеялась. – Но это всё звучит так дико и… и было так давно!
– Расскажите мне, – попросила Кейт, – расскажите, откуда вы знаете о шляпных булавках. Вы хоть раз видели их?
Миссис Мей бросила на неё удивлённый взгляд:
– Конечно…
– Да не булавки! – нетерпеливо воскликнула Кейт. – А этих… как вы их назвали… добываек.
Миссис Мей перевела дыхание и быстро сказала:
– Нет, никогда.
– Ну так кто-нибудь другой видел! И вы это знаете! Вижу, что знаете.
– Тише, – попросила миссис Мей. – Ни к чему так кричать! – Взглянув на обращённое к ней снизу лицо, она улыбнулась и, отведя глаза, уставилась в пространство, а потом неуверенно начала: – У меня был брат…
Кейт забралась на подушку с ногами.
– И он их видел?!
– Не знаю, – сказала миссис Мей, покачивая головой, и разгладила на коленях вязанье. – Правда не знаю… Он так любил нас дурачить… меня и сестру, рассказывал нам такие небылицы… – Помолчав, она тихо добавила: – Его убили, много лет назад, на северо-западной границе. Погиб, как теперь говорят, смертью храбрых…
– Он был ваш единственный брат?
– Да, младший. Я думаю, именно поэтому… – Она замолчала на миг, всё ещё улыбаясь своим мыслям. – …он и выдумывал такие невероятные, такие фантастические истории. Он завидовал нам, я полагаю, потому что мы были старше и лучше умели читать. Он хотел нас удивить, а возможно, даже напугать. И всё же было что-то… возможно потому, что мы выросли в Индии, где столько таинственных легенд… что-то заставлявшее нас верить ему. Иногда мы знали, что он нас просто дурачит, но чаще мы не были до конца уверены в этом. – Она наклонилась и аккуратно смела золу, высыпавшуюся за каминную решётку. Затем, всё ещё с метёлочкой в руках, снова уставилась на огонь. – Он был не очень крепкий мальчик: в первый же год, когда приехал в Англию, чтобы пойти в школу, заболел ревматизмом, пропустил целый семестр, и его отправили к нашей двоюродной бабушке тёте Софи, что жила за городом. Позже я тоже туда ездила. Это был такой странный старый дом… – Миссис Мей повесила метёлочку на медный крючок, где она всегда висела, и, отряхнув платком руки, снова взялась за вязание. – Зажги-ка лучше лампу.
– Ещё рано зажигать, – умоляюще проговорила Кейт, наклоняясь к ней. – Пожалуйста, рассказывайте дальше. Пожалуйста…
– Но я уже всё рассказала.
– Нет, не всё. Этот старый дом… он там увидел… этих… этих?..
Миссис Мей рассмеялась.
– Там ли он увидел добываек? Да, так он сказал нам… хотел заставить в это поверить. Мало того, по его словам, не только видел, но даже был близко с ними знаком, став, так сказать, частью их жизни и – в каком-то смысле – сделавшись добывайкой.