«И когда Иисус возлежал в доме, многие мытари и грешники пришли и возлегли с Ним и учениками Его»
(Матф.9:10)
В бухте ирландского городка Корк застыло сырое, сумрачное утро. Лес корабельных мачт едва колыхался на ленивых волнах. Каракка «Прокурандо» была единственным португальским судном среди английских, шотландских и французских кораблей. Тридцать пушек по бортам стерегли её покой. На трёх мачтах колыхались золотые гербовые знамёна с чёрными пантерами. Две хищницы держали червлёный щит с кошачьим оком.
Лысый, одноглазый верзила Васко стоял на грот-мачте, глядя в небо. Унылую высь рассекали суетливые чайки. Он привычным движением зацепил тетиву рычагом, уложил стрелу в арбалет и с грацией пантеры отклонил торс назад. Медная кожа подпоясанного жилета натянулась до блеска.
Стрела с глухим свистом прошла меж двух чаек и сбила третью. Грязно-белое тельце, рассыпая брызги крови, шлёпнулось на палубу. Да Кунья захохотал и воздел арбалет жестом триумфатора.
– Боже мой, нет! – закричал снизу женский голос. Да Кунья свесил голову меж снастей.
– С добрым ирландским утром, донна Жуана!
Девушка стояла на верхней палубе, у самого борта, подобрав юбки с пеной бледно-голубых оборок. Из тёмных кос выбились непослушные пряди, в глазах застыл ужас. Она хватала ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды.
– Вы…вы… Дон Васко, вы – каналья[1]!
Да Кунья снова разразился хохотом.
– Святые кости! Моя нежная лилия умеет ругаться! Берёте уроки у сестрицы?
Жуана, не поднимая головы, гладила мёртвую чайку и тихо плакала.
– А я бы на вашем месте взял уроки любезности! – крикнул Васко. – Даме следует почитать доблестных рыцарей.
– Ваше рыцарство куплено за наёмничий флорин и продано за купеческий гульден[2]!
Жуана резко поднялась и спрятала птицу под меховой пелериной. Да Кунья с грохотом зашвырнул арбалет на корму.
– Моя фамилия известна со времён арабского завоевания! Зато я знаю историю вашего рода. Гораздо лучше, чем вы, донна Жуана Брандан!
– Её зовут леди Джоанна Брэмптон, – раздался спокойный, низкий голос за спиной Жуаны. На палубе стояла невысокая дама в шёлковом плаще цвета бордо, подбитом куницей. Серебристая мантилья окутывала гордо посаженную голову, струясь мягкими складками у чеканного лица с бледно-голубыми глазами и тонким прямым носом. Высокий лоб украшала лунная капля на золотой цепочке.
Бесцеремонно распахнув накидку Жуаны, дама вырвала из её ладоней мёртвую птицу и швырнула за борт. Девушка с беззвучным плачем закрыла глаза.
– Лучше горностая[3] заведи, от него толку больше, – не меняя тона, бросила дама. – А птичьи блохи нам ни к чему. Идём, пора одеваться!
– Иду, миледи, – ответила Жуана по-английски. Да Кунья проводил их яростным взглядом.
– Свиньи напомаженные… Ну, погоди, кудряшка, ты у меня спляшешь маттачину[4]!
Леди Брэмптон и Жуана спустились в трюм, загруженный пыльными тюками. Низкое, тесное помещение с полом, засыпанным песком, освещали три сальных плошки. У ряда тюков, на бочонке сидел пожилой человек в полукафтанье красного сукна. Растирая плешивую макушку и бормоча по-французски, он сосредоточенно делал записи в пухлой книге.
– Бильбао, Бордо, Ла-Рошель, Нант, Плимут, Бристоль, Кардифф! И всего лишь арпан левантина[5], поларпана глазета, триста футов[6] вуали, пятьсот атласа, пятьсот дамаста… Мадам, путешествие через три моря принесло нам только убытки!
– Цыплят по осени считают, мсье Мено. Бойкая торговля завяжется прямо сегодня. Где Педру?
– О, мсье де Фару готов! Строу нарядил его, как императора. Дело за мадемуазель Жуаной, но Бриджит куда-то запропастилась…
– Сейчас же разыщите эту немощную! Посмеет ныть – велите всыпать ей плетей. Строу и Педру немедленно сюда!
– Мы здесь, миледи, – из-за стены тюков появился невзрачный человек в лиловой адвокатской мантии. Он вёл за собой юношу в длинной венецианской шубе из серебряной парчи.
Мех чёрного соболя поблескивал на глухом воротнике, широких полах и рукавах. На тёмных кудрях юноши алела вышитая серебром шапочка. Из-под края мехового подола виднелись круглые носки сапог из красного сафьяна.
Жуана выбежала из-за спины леди Брэмптон и всплеснула руками.
– Ах, Педру! Ты – как ангел, как царь!
В густо-серых, чуть прищуренных глазах юноши мелькнули нежность и смущение. Тонкие дуги бровей слегка дёрнулись. Мягкие губы тронула несмелая улыбка.
– Отойди, Джоанна, не засти мне! – леди Брэмптон решительным движением распахнула шубу Педру и сбросила её на руки Строу. Взглядам открылся вышитый золотом жилет и короткие штаны. Синий шёлк оттеняла молочная белизна сорочки и чулок.
Леди Брэмптон указала пальцем на выпуклый кармашек внизу живота Педру.
– На вашем языке это именуется vulgar[7], мсье Мено.
Педру густо покраснел, а Мено раздражённо повёл плечом.
– На вашем языке, мадам, это звучит как codpiese. По-фламандски – gulp[8]. Чудесная итальянская выдумка для мужских надобностей.
Леди Брэмптон скосила взгляд на Жуану и перевела его на Педру.
– Любезный, не расстёгивай шубу на рынке! О, вот и сердечная Бриджит…
У входа на лестницу несмело стояла молодая служанка с прыщавым лицом, бледным до зелени.
– Простите, миледи, ради Бога, у меня опять…
Леди Брэмптон покивала с язвительным сочувствием.
– Ах, опять! Морская болезнь у пристани, с самого утра. Ну, погоди, шлюха, только вернёмся в Кале… Благодари Бога, что ты единственная горничная на этой мерзкой посудине. Сейчас же начинай одевание леди Джоанны!
Она подтолкнула девушку к Бриджит, и та увела её наверх.
Педру стоял на корме в окружении Мено, Строу и леди Брэмптон. Жуана шла ему навстречу плывущим шагом. Искусная причёска и роскошный наряд превратили полевой цвет в королевский розан. Пурпурно-шёлковый верх меховой накидки золотили вышитые тюльпаны. Под верхним платьем цвета розового винограда было нижнее, кипейно-белое. Пышное венецианское кружево подола и декольте играло бисером. На тонкой шее блестел овальный золотой медальон с рубинами. Из-под бархатного берета на плечи струились дымчато-тёмные кудри. В глазах таилась мягкая печаль южной ночи.
Леди Брэмптон придирчиво оглядела наряд Жуаны.
– Что ж, королева готова к выходу. Как себя чувствует наш король?
– Боюсь, господам Мено и Строу придётся говорить за меня. Моя речь…
– Ваш английский, дружок, ничуть не хуже речи местных дикарей, – усмехнулась леди Брэмптон. – Здесь, в каком-то замке, есть волшебный камень. Он дарит красноречие тому, кто его поцелует.
– Замок Блэрни, миледи, – прошептала Бриджит, – а ещё под Дублином, на холме Тара, есть Лиа Файл, Камень Судьбы. Он громко кричит, если на него встанет король… Клянусь святой Бригитой, это правда!
– Умолкни! – прошипела леди Брэмптон. – Ты не имеешь права клясться её девственной душой!
